Дорога на Астапово [путевой роман]

Другая победа паровозного бога описана Паустовским. У него вообще много поездов — разных. Паустовский пишет о железной дороге совершенно иначе.

Сначала — красный бархат, дамское купе, потом — дачная линия парового трамвая в Москве, где Паустовский ездит кондуктором. «Маленький паровоз, похожий на самовар, был вместе с трубой запрятан в коробку из железа. Он выдавал себя только детским свистом и клубами пара. Паровоз тащил четыре дачных вагона. Они освещались свечами. Электричества на „паровичке“ не было».

Потом Паустовский начинает своё путешествие через Россию и Украину и среди прочего говорит о паровозе, на котором некая баба везёт комод в подарок на свадьбу.

«Началось с того, что баба вместо обещанных пяти фунтов сала и двух буханок хлеба дала машинисту только фунт сала и одну буханку. Машинист не сказал ни слова. Он даже поблагодарил бабу и начал с помощью кочегара сгружать комод с паровоза. Комод весил пудов пятнадцать, не меньше. Его с трудом стащили с паровозной площадки и поставили на рельсы.

— Два здоровых бугая, — сказала баба, — а один комод сдужить не имеете силы. Тащите его дальше.

— Попробуй сама двинуть его, чёрта, — ответил машинист. — Без лома не обойдёшься. Сейчас возьму лом.

Он полез в паровозную будку за ломом, но лома не взял, а пустил в обе стороны от паровоза две струи горячего свистящего пара. Баба вскрикнула и отскочила. Машинист тронул паровоз, ударил в комод, тот с сухим треском разлетелся на части, и из него вывалилось всё богатое приданое — ватное одеяло, рубашки, платья, полотенца, мельхиоровые ножи, вилки, ложки, отрезы материи и даже никелированный самовар. Паровоз с ликующим гудком, пуская пар, прошёл по этому приданому к водокачке, сплющив в лепёшку самовар. Но этого было мало. Машинист дал задний ход, остановил паровоз над приданым, и из паровоза неожиданно полилась на это приданое горячая вода, смешанная с машинным маслом»[201].

Страшна месть паровозного бога.

Платонов сближает механизм с храмом: «Машина чуть шумела котлом, и горел маленький огонёк, как лампадка, над манометром». Один его герой едет по стране, видимо, в теплушке. А каждая теплушка Гражданской войны похожа на паровоз из-за трубы буржуйки, которая высовывается сбоку.

Сам паровоз связан с поэзией напрямую: «Машина „ИС“, единственная тогда на нашем тяговом участке, одним своим видом вызывала у меня чувство воодушевления, я мог подолгу глядеть на неё, и особая растроганная радость пробуждалась во мне — столь же прекрасная, как в детстве при первом чтении стихов Пушкина»[202].

Герой Платонова, а может — и даже наверняка — сам автор, влюблён в паровозы, в описание того, как двигают «ручку регулятора на себя, потом от себя», как ставят его на полную дугу, как «паровоз бросился вперёд, пар стал бить в трубу в ускоренной, задыхающейся отсечке»[203], он влюблён в пресс-маслёнки, дышловые узлы, «буксы на ведущих осях и прочее»[204]. Платонов — единственный из писателей того времени, которого техника волнует не как деталь, а как герой повествования.

Он любит паровоз — так, как любят домашнее животное. Один из героев «Чевенгура» говорит с паровозом в его, паровоза, железнодорожной норе — с глазу на глаз, доверительно. И паровоз отвечает, тихо бурчит что-то. Его нельзя бросить на произвол судьбы, даже спасая свою жизнь: «Кроме того, Захар Павлович, тем более отец Дванова, никогда не оставили бы горячий целый паровоз погибать без машиниста, и это тоже помнил Александр»[205].

После Платонова паровоз в литературе становится похож на портрет вождя на стене учреждения: он присутствует, но не функционирует.

Железная дорога была неотъемлемой частью литературного пейзажа — от лирики до эпики.

Советское время пахло железной дорогой. Владимир Семёнов с тоской замечал: «Женщина, в которую я был влюблён, была влюблена тогда не в меня, а в запах возле нашего дома — запах шпал, угля, запах приходил с ударом воздуха от подходящей к платформе электрички, исходил от жухлой полыни, росшей между путей». А Леонид Мартынов в двадцать первом году писал так:

Вы уедете скоро, у платформы вокзала
Будет биться метель в паровозную грудь[206]

.

Но интереснее, конечно, говорить о литературе, ставшей символом, мифом.

В знаменитом романе «Как закалялась сталь» герой всю жизнь существует около рельсов — сперва мальчиком при железнодорожном буфете, затем на комсомольской работе в железнодорожных мастерских, а вот он уже строит знаменитую дорогу от Боярки. И там, кстати, появляется бронепоезд.