Теперь с наложенными гипсовыми повязками, иногда теряющий сознание от боли и в сопровождении фельдшера, готового прийти ему на помощь при внезапной остановке сердца, Юрий Васильевич летел в столицу России. В боях не участвовал, никого не убивал, хотел лишь рассказывать миру правду об этой гражданской войне, романтик и поэт наконец-то во всех деталях и подробностях узнал, каков он есть в действительности, государственный переворот на Украине…
К вечеру канонада обычно усиливалась. «Укры» продолжали расстреливать Донецк из крупнокалиберных минометов и орудий. Но в центр города снаряды залетали редко, поэтому в больнице имени Калинина придерживались обычного режима. Полдник здесь раздавали в четыре часа дня, и Роман Круглянский навестил Булатову ближе к этому времени. Одетый, как и она, в больничную пижаму, раненый снайпер покинул свою палату и появился у нее с двумя чашками горячего чая в руках:
— Привет! Как поживаешь?
— Хорошо. — Она улыбнулась.
— Тут чай раздают. Я взял и для тебя.
— Спасибо. Садись. Давай поговорим.
— Конечно, поговорим, — он поставил чашку чая на тумбочку возле ее кровати и сел на табуретку. — Дядя сказал, что ты скоро уедешь в Россию. Но ведь боевые действия не закончены.
— Мне надо ехать в Москву. По работе.
— Я думал, что сейчас твоя работа здесь, — он взял чайную ложку, чтобы размешать в чашке сахар.
— Нет, — ответила Александра. — Но у меня было что-то вроде торжественного обещания.
— И ты его выполнила?
— Вот. — Саша извлекла из-под подушки желтоватый серебряно-латунный портсигар старшего сержанта Люды. На его крышке, кроме гравировки, теперь имелось и небольшое отверстие. Щелкнув замочком, Александра открыла портсигар. Вместе с папиросами там лежали пять осколков от мины — плоские, почерневшие от огня кусочки металла с рваными краями.
— О! Мне тоже их отдали, — весело произнес Круглянский. — Говорят, военный сувенир.
— Курить тут, наверное, нельзя, — тяжело вздохнула Булатова. — Но все равно мы возьмем по одной папиросе. Помнишь, я говорила тебе?
— Отлично помню, — он кивнул головой. — Смотри, окно легко открывается. Дым уйдет, и нас не поймают. Сейчас я найду зажигалку…
Зажигалка нашлась, но не скоро.
Пока Круглянский отсутствовал, Александра перебирала в уме аргументы для беседы с ним. Во-первых, она научила напарника основным снайперским приемам. Во-вторых, с ее помощью он довольно быстро освоил винтовку Драгунова, и они начали вместе выходить на охоту. В-третьих, он уже приобрел необходимый сверхметкому стрелку практический опыт. Следовательно, она может, не испытывая никаких сомнений, передать СВД, принадлежащую одесскому бизнесмену Сероштану, в надежные руки.
Фронтовой «Беломорканал», несмотря на жару и пыль, на долгие путешествия по Дикому Полю и на удар осколком, сохранил необычайную крепость. Дым его был горьковатым, и, тем не менее, — приятным. Роман с удивлением сказал об этом «Чайке». Она только улыбнулась, положив заветный портсигар в карман своей больничной пижамы.
Роман обещал дяде сохранить приятную для Булатовой новость в секрете до поры до времени, однако, увидев «Чайку», не смог удержаться. Очень хотелось ему убедить Александру остаться в разведывательно-диверсионной группе «Дюжина». Никто лучше ее не справится со странным австрийским агрегатом под названием «Steyr-Mannlicher». Никто лучше нее не поговорит с ним, Романом, по душам, никто так весело не улыбнется его шутке. Как будто между прочим, он произнес:
— А тебя представили к награде.
— Не может быть, — уверенно ответила Саша.
— Да! Тебе дадут именной пистолет.
— Что ты придумываешь! Какой пистолет?
— Автоматический пистолет Стечкина. Многие тут мечтают его заполучить…
Для самообороны снайперу нужен пистолет.
Если солдаты противника обнаружили его позицию и незаметно подошли к ней на расстояние пистолетного выстрела, то есть на 20–30 метров, то винтовку с оптическим прицелом лучше отложить в сторону, она уже не поможет. Сверхметкого стрелка могут спасти только гранаты или пистолет, который он всегда носит в кобуре на правом боку. У Людмилы Павличенко был «ТТ», и она с ним не расставалась даже при увольнении в город. Хорошее, мощное оружие, но устаревшее к началу ХХI века.