Дорога на Москву

– У матери другой не бывает, – сказал Петя. – Спорим, я выпью пол-литра, не касаясь посуды руками?

– Это как? – заинтересовался я.

– А вот так. Мама, дай бутылку!

– Не дам, – сказала из кухни баба Зося.

– Я фокус покажу!

– Знаю я твои фокусы.

– А ты дай учителю. После бани можно.

Баба Зося вынесла нам бутылку.

– Последняя, – сказала она.

Петя дождался, когда мать вышла из хаты, перелил самогон из бутылки в пол-литровую банку, заложил руки за спину, взялся за край банки зубами и выпил её содержимое, медленно запрокидывая голову назад.

– Ну как? – спросил он, отдышавшись.

– Профессионал, – с завистью сказал я. – А водку можешь?

– Это легче, – махнул рукой Петя. – С тебя бутылка.

– За что?

– За погляд. Что я, даром мучился?

– Чему ты хлопца учишь? – показалась в дверях баба Зося. – Жениться ему надо, а не с бутылками обниматься.

– Жениться, конечно, надо, – засмеялся Петя, – вон сколько девок, хоть в школе, хоть за школой. Неужто ни одна не нравится?

У самого Пети было три девки от трёх до семи лет.

– Одни бабы кругом! – жаловался он мне. – Матери надо огород вспахать и дрова заготовить. Жёнке все гроши до копейки отдай. Девкам пальто и платья купи. А самому когда жить?

Странно, чем больше все вокруг говорили о моей женитьбе, тем меньше мне этого хотелось. К счастью, в учительском коллективе подходящей пары для меня не наблюдалось, все были намного старше. Но подрастали ученицы, и молодой учитель вызывал у многих из них живой интерес. Я уж не говорю о Лене Пташник, которая, разговаривая со мной, бледнела и краснела. Однажды на своём столе я обнаружил письмо, автор которого признавался, что ему нравится «один человек». Письмо не было подписано, но я знал, кто его подбросил.

Однако любовь Леночки была платонической, и её слёзы, орошающие ночью подушку, высыхали так же быстро, как лужицы после цыганского дождя.

Совсем другой была Ира Лавринович. Она не плакала в подушку.

– Александр Константинович, а почему вы на танцы не ходите? – спросила она в упор, глядя на меня серыми глазами.

– Какие танцы? – растерялся я.

– В клубе. Мы давно ждём, когда вы придёте.

Ирочка стояла, прислонившись к спинке парты. Она давно выросла из школьного платья, и все округлости, изгибы и вмятины её крупного тела были видны как на ладони.

– На следующем уроке сочинение, – сказал я. – Прочитала «Войну и мир»?

– Тройку всё равно поставите, – фыркнула она.

Крыть мне было нечем. Ирочка, как и почти все остальные девицы класса, мне нравилась. Но когда нравятся все, не нравится кто-то одна. Я был спокоен, готовя себя к другой жизни, городской.

Тогда я не знал, что через много лет Крайск будет вспоминаться мне как предощущение счастья. Никогда больше не было у меня этих долгих осенних вечеров. В трубе выл ветер, в окно стучали крупные капли дождя, скрипел сучьями старый тополь с обломанной вершиной, в печи скакал огонь, за занавеской похрапывала баба Зося. Сегодня она гнала, в хате сильно воняло брагой…

Не было больше и зимних бдений со стопкой тетрадей. Бесновалась вьюга, пытаясь выдавить стекло в окне, тикали ходики, на кухне разговаривала сама с собой баба Зося, готовя вечерю своему хлопцу, и отдалённый вой, доносящийся с поля, скрёб по сердцу – неужели волки? Но стихал ветер, и вой пропадал. Слышно, как булькал самогон, который баба Зося наливала из бутылки в кружку…

И не было больше майских тёплых ночей, когда сна ни в одном глазу. Из-за ручья терпко пахла черёмуха, гудели в темноте хрущи – им-то что не спится? – ты смотрел в звёздное небо и думал о невыразимо сладком – любви, славе, почёте, которые, конечно, скоро к тебе придут. Ведь ты для этого и появился на нашей прекрасной земле, не так ли, милый?..

Ах, как ты рвался из Крайска в столицу, не замечая и тысячной доли красоты и уюта, тебя окружающих. Там, там бурлила настоящая жизнь, которая станет во сто крат лучше, когда в ней появишься ты.

Нежный румянец таял на Леночкиной щеке. Девушка тоже уходила в другую жизнь, но я об этом не жалел. Мне ещё не о чем было жалеть.

Минск. Академия

На Ленинском проспекте я встретил своего однокурсника Валеру.

– Как жизнь?

– Нормально.

– Где работаешь?

– В Крайске.

– У нас в Институте языкознания объявлен конкурс на замещение вакантной должности младшего научного сотрудника. Пойдём к директору.

Директор принял меня благосклонно, расспросил о житье-бытье, поинтересовался планами на будущее.

– Я бы вас взял, – махнул он пустым рукавом, у него не было по локоть одной руки, – но вы как молодой специалист должны отработать по месту распределения ещё два года. Вот если бы вас отпустили из Крайска официально…

Я позвонил отцу.

– Отпустят, – уверенно сказал он, выслушав меня.

– Да ты что! – вздохнул я. – Учителей не хватает.

– Я говорю, отпустят. Помнишь Лубенецкого из Ганцевич?

– Помню.

– Он тебе поможет. Запиши номер телефона и позвони ему завтра.