– Ну что? – посмотрел на товарищей Станислав Казимирович, учитель белорусского языка и литературы. – Сколько можно работать, когда у нас новый коллега?
Мужчины сгрудились вокруг меня.
– В магазин пойдёшь или до бабы Зоси? – спросил Станислав Казимирович.
– В магазин, – сказал я.
Все скинулись по рублю, некоторые свою долю внесли копейками.
– В магазине только «старка», – предупредил Станислав Казимирович. – На закуску хлеба купи. Нас пятеро.
Деньги у меня были, поэтому я купил четыре бутылки «старки», две банки килек в томатном соусе и буханку хлеба.
– Гуляем! – весело сказал Станислав Казимирович, заглянув в авоську. – Надо было бутылку лимонада прихватить.
– Обойдёшься! – сказал Николай Петрович, учитель математики. – Иван, дай стакан.
Завхоз принёс стакан и тут же скрылся в сарае.
– Он тут старший, – сказал Станислав Казимирович, – нехай работает.
И мы принялись за дело. Через полчаса всё было выпито.
– Петрович, за добавкой пойдёшь? – спросил Казимирович.
Оказалось, коллег нужно звать только по отчеству, Константиновичем я у них стал ещё до первого стакана.
Петрович, который сидел, прислонясь спиной к стене сарая, сделал слабую попытку встать, но не смог.
– Я пойду, – сказал Казимирович.
Он взялся за руль велосипеда, закинул на раму ногу и свалился с велосипедом в траву.
– Расходитесь по домам, – вышел из-за угла с молотком в руке завхоз. – Не дай Бог, директор увидит.
– Я здесь посплю, – сказал, не открывая глаз, Петрович.
Казимирович встал, поднял велосипед, но садиться на него не стал.
– Пойду пешком, – объяснил он мне.
– Гляньте на молодого учителя, – сказал завхоз. – Будто и не пил.
Действительно, водка меня не брала, лишь появился звон в ушах и приобрели особую чёткость предметы, находящиеся перед глазами. При этом я не видел солнца над головой и не слышал пения птиц. Я как будто смотрел на себя со стороны и отдавал команды: «Стоять. Шаг вперёд. Прямо».
Мой дом был недалеко, я благополучно добрался до него, упал в кровать и уснул.
Но «старка» оказалась цветочками. Битва с самогоном обещала быть гораздо более жестокой.
Начались занятия. Я писал планы, гонял по спортивному залу учеников четвёртых-шестых классов, рассказывал про Евгения Онегина и Наташу Ростову в восьмых и девятых. Двадцать восемь часов в неделю, казалось бы, не оставляли времени ни для чего другого, но я успевал не только знакомиться с окрестностями, но и ездить в Минск.
Подошли октябрьские праздники.
– Константинович, вы в Минск не собираетесь? – подошла ко мне в перерыве завуч Нина Владимировна.
– А что? – насторожился я.
– Приходите к нам завтра. Посидим, попоём.
Нина Владимировна с мужем, школьным военруком, жила в доме для учителей. Там же занимали квартиры учительницы химии Валентина Викторовна и физики Анна Семёновна. У Валентины была пятилетняя дочка. Обеим учительницам было под тридцать, и они, конечно, казались мне глубокими старухами.
– Константинович, вас надо женить! – сказала Нина Владимировна, когда все уселись за стол.
– На ком? – удивился я.
– У директора дочка школу кончает. А перед вами такая хорошая учительница была! Она, бедная, чуть не заплакала, когда узнала, что молодой учитель приезжает. Но её уже в завишинскую школу перевели.
«И слава Богу», – подумал я.
– За это надо выпить! – наполнил чарки Сергей, муж Нины Владимировны.
Продукцию бабы Зоси я узнал после первого же глотка. «Кошмар! – подумал я. – Как её женщины пьют?»
Но женщины справились с напитком легко, никто даже не поморщился. Я стал налегать на закуску, от вида которой разбегались глаза. Мясной салат и селёдка под шубой, копчёное мясо и домашняя колбаса, жареные куры и тушёные кролики, солёные огурцы и мочёные яблоки, – тут можно было выпить не одну кружку самогона. И я, отбросив условности, принялся пить как все.
Мы выпили за Великую Октябрьскую Социалистическую революцию. За нашу школу. Отдельно за каждого из хозяев. За Валю и Аню. За нового учителя математики Геннадия Олеговича, которого посадили рядом с Валентиной. Я понимал, что сделано это намеренно. Но знал я и то, что к Валентине на огонёк заглядывает председатель колхоза.
– Она закрылась, – рассказывала мне баба Зося, – так он чуть окна не выбил! А у самого трое детей.
– Пустила? – спросил я, расправляясь со щами.
– А куда она денется? Председатель…
– Но не директор же школы, – хмыкнул я.
– У нас главный председатель, – твёрдо сказала баба Зося. – Со света сживёт, если поперёк станешь.
Я выдул полную чарку за себя, умного и красивого, и понял, что нужно немедленно выметаться на улицу. У забора меня стошнило.
«Хорошо, уже темно, – уныло думал я. – Господи, сколько же я съел! Неужели так и не научусь пить эту проклятую самогонку?»
Но потихоньку всё наладилось. Наступил Новый год. Дружным коллективом мы отметили двадцать третье февраля и восьмое марта. Началась весна, и я вдруг почувствовал, что сивуха бабы Зоси уже не столь отвратительна.
В субботу я пришёл с сыном бабы Зоси Петей из бани. Мы чокнулись кружками, и я отпил половину из своей не поморщившись.
– Что, другой самогон? – кивнул я на кружку.