В Минске меня ждал сюрприз. На двери комнаты висела записка с требованием немедленно явиться к коменданту. Я понял, что жизнь состоит не из одних белых полос, бывают и чёрные.
Дело в том, что почти год в общежитии Гостелерадио я жил на птичьих правах. Перейдя на работу в журнал, я потерял и место в общежитии. Узнал я об этом в тот момент, когда подписывал «бегунок», то есть обходной лист.
– Вы сдали место в общежитии? – строго спросил меня кадровик, его подпись на «бегунке» была последней.
– Конечно, – сказал я, чувствуя, что земля уходит из-под ног.
Терять место в общежитии совсем не входило в мои планы.
– Сейчас проверим.
Кадровик, пристально глядя на меня, протянул руку к телефонному аппарату. Я выдержал его взгляд.
– Ладно, – сказал он и вместо телефонной трубки взял в руки «бегунок». – Попробовали бы вы не сдать. Куда уходите от нас?
– В журнал.
– Что ж, большому кораблю – большое плаванье.
Он расписался, поставил печать и отдал листок мне.
Я понял, что спасти меня может лишь председатель комитета. По счастью, на этот высокий пост он пришёл как раз с должности главного редактора того самого журнала, в который собирался переходить я.
Я рысцой побежал в приёмную председателя. На телевидении я проработал пять лет, но так и не узнал, что самый занятой человек здесь именно председатель. Прошёл час, два, а проникнуть в святая святых мне не удавалось.
– Занят, – отвечала секретарша.
Сама она читала детектив. Бесконечные звонки раздражали её, что, естественно, отражалось и на мне.
В приёмную вошёл запыхавшийся кадровик.
– Ага, – зловеще сказал он. – Обманываете? Это вам так не пройдёт.
Он вышел.
– Выгоняют? – с любопытством взглянула на меня секретарша.
– Пытаются, – вздохнул я.
Она снова уткнулась в книгу.
Из кабинета с массивной двойной дверью вышел председатель.
– А ты чего здесь? – удивился он.
Он знал меня как автора журнала.
Запинаясь, я пролепетал, что общежитие Гостелерадио – единственное место на земле, где я чувствую себя человеком.
– Что ж ты раньше не приходил? – спросил председатель.
Я виновато потупился.
– Пиши заявление, – сжалился он. – Пусть Вася подпишет. Что-нибудь придумаем.
Вася был его заместитель, ставший новым главным редактором журнала. Именно под его диктовку я писал заявление о квартире.
Как на крыльях я полетел в журнал.
– Пиши, – согласился Василий Васильевич.
С помощью Алеся и Ларисы Петровны я накропал заявление и отдал главному.
– Н-да, – сказал Василий Васильевич, – никакого творческого роста. Я ведь тебя учил писать заявления?
– Учили.
– А ты что мне принёс?
Я через его плечо заглянул в бумажку.
– Прошу разрешить сотруднику нашего журнала проживать в общежитии Гостелерадио, – прочитал я.
– Очень слабо, – брезгливо отодвинул от себя листок с заявлением Василий Васильевич. – В заявлении, во-первых, не должно быть ни единой зацепки, по которой тебе могут отказать, во-вторых, там обязана присутствовать слеза, а в-третьих, оно должно быть высокохудожественным произведением. Ничего подобного я здесь не вижу.
Над заявлением мы работали всем журналом, причём самое конструктивное предложение опять внесла Петровна.
– Постановление про молодых вставил? – спросила она, раскуривая очередную папиросу.
– Каких молодых?
– Вышло постановление ЦК о работе с творческой молодёжью. Вы его в урну выбросили. Вот и напиши, какой ты у нас красивый.
Мы с Алесем порылись в урне для мусора и нашли постановление. Петровна, как всегда, попала в точку.
– Ведь можешь, когда захочешь, – сказал Василий Васильевич. – Молодых учить надо, а не из общежития выгонять.
И он подписал заявление.
Я остался в общежитии, но законных оснований для проживания в нём у меня всё равно не было. Председатель, что называется, не дал делу ход. Заявление лежало под сукном, меня никто не трогал, однако вечно это продолжаться не могло.
И вот вызов к коменданту.
– На ваше место мы уже заселили человека, – сказала Валентина Ивановна, не глядя на меня. – Мест нет.
– А мне куда?
– Говорят, вы квартиру получили.
«Откуда они узнали? – подумал я. – Да и не получил я пока ничего».
Но спорить с комендантом – дело бессмысленное. Я поплёлся куда глаза глядят, и ноги сами принесли меня в Дом литератора, где был хороший бар с коньяком, водкой, бутербродами и кофе.
Я взял стопочку и сел за столик в углу. В зал вошёл Иван Гаврилович, по-хозяйски осмотрел полупустое помещение и направился ко мне.
– Женился? – спросил он.
– Было дело, – вздохнул я.
– Из журнала ещё не уволился?
– С какой стати? – уставился я на него.
– Ты же в Москву переезжаешь.
– Никогда! – хлопнул я рюмку. – Хоть мне и негде жить, в Москву не поеду.
– Поедешь, – хмыкнул секретарь. – И не такие ездили. Ты что, от квартиры отказываешься?
– Почему?! – разинул я рот.
– За ордером не приходишь. Нигде тебя найти не могут. Они уж и ордер нам отдали, говорят, делайте с ним что хотите. Квартира, конечно, не ахти, и район не самый лучший. Но если ты в Москву собрался…
– Погодите! – вскочил я. – Мне что – квартиру дают?!
– Однокомнатную, – кивнул Иван Гаврилович. – За нормальную квартиру я с тебя пол-литра потребовал бы, а так… В Москве нальёшь.