Дорога на остров Пасхи

Я не знаю, сколько времени это продолжалось. Одно знаю точно – пока прибежавшие из пивной мужики не оттащили меня от тела. Не от Махани – от тела. Хотя – благодаря дядькиной бляхе и моей сноровке – это и телом-то назвать было нельзя. Скорее – фарш для котлет.

Котлет, которые я не так уж часто и видел в то время. Не чаще, чем сосиски.

* * *

Ну да, я убил Маханю. Ну и что с того? Вы что, думаете, что я жалею об этом?

Знаете, я скажу вам одну вещь. На самом деле – Бога нет. Ничего нет. Есть только ТЫ и ТВОЕ. Этого ТВОЕГО не так уж и много; так устроена жизнь, что у каждого из нас есть не так уж и много.

Но это ерунда. Штука не в том, что не так уж и много; штука в том, что никому нельзя это отдавать. Надо просто однажды сказать себе: "Это – МОЯ жизнь, это – МОЙ мир, это – МОЯ мать, это – МОЙ отец, это – МОЙ дядька, и это – МОЯ рожа. И я никому не позволю в нее ссать".

А если такое случилось, то надо найти в себе силы ЗАКРЫТЬ дембельский альбом.

И – взяться за ремень.

Вы думаете по-другому? Пожалуйста. Просто – не трогайте МОЕ, и расстанемся друзьями.

* * *

Когда он прочитал все это, то снова стал плеваться и орать на меня. Он орал:

– Ты, щенок, тебе всего четырнадцать лет! Неужели ты не понимаешь, что ты наделал? Ты загубил две жизни… А, может, целых шесть. Тех парней и – свою собственную! Ты понимаешь, каково теперь твоему отцу и твоей матери? Ты вообще соображаешь, что ты наделал?

Он орал долго, а потом сказал мне положить руки на стол.

Я положил. Он взял линейку и ударил меня по пальцам.

Не знаю, чего он ожидал. Что я заору или снова засмеюсь? Но я не сделал ни того, ни другого.

Я просто сказал:

– Тридцать семь…

И он застыл, словно с разбегу наткнулся на бетонную стену. Он долго смотрел на меня, а потом спросил:

– Что ты считаешь?

И я объяснил.

– Очень важно не сбиться со счета. Здесь главное – не ошибиться. Ведь это – МОИ пальцы, понимаешь?

И он убрал линейку.

«Не плачь, я уже еду!»

Слезы

Слезы. Они подступали медленно: ниоткуда и в то же время – отовсюду.

Яркий свет люстры… Почерневшая банановая кожура на белой тарелке… Нераспечатанные журналы, валявшиеся на ковре…

Все, на что натыкался взгляд, причиняло боль.

Секундная стрелка отбивала мерный шаг, внушая обманчивую мысль, что время состоит из кусочков, которые при желании можно поменять местами.

Иллюзия. Время не принимает в расчет глупое тиканье часов. И уж тем более – наивные человеческие желания.

Оно идет – и уходит.

Она испугалась. В какой-то момент подумалось: стоит отпустить слезы наружу, и станет легче.

Она сдалась, и слезы – как-то очень радостно и торопливо – потекли по щекам. Но – странное дело! – они не принесли облегчения. Наоборот – теплый и липкий страх еще сильнее зашевелился в сердце, забил скользким чешуйчатым хвостом.

«Нельзя плакать! Нельзя! Иначе…».

Иначе – все исчезнет. Уйдет из ее жизни. Навсегда. И что останется?

Ненужные журналы и старая банановая кожура? Жадное одиночество, поглощающее, словно черная дыра, – все, без разбора?

Отчаяние заполняло комнату. У него был терпкий и неприятный запах вчерашних окурков.

Отчаяние безжалостно к слезам. Оно ими живет.

И вдруг – в тот момент, когда казалось, что помощи ждать неоткуда – раздался телефонный звонок.

Она, забывшись на мгновение, протянула руку и тут же отдернула. Больше всего на свете она ждала этого звонка.

И боялась снять трубку…

Жизнь

В первый раз это случилось шесть лет назад.

Она работала в крупной компании и зачарованно наблюдала, как мир покорно ложится к ее ногам. Дела шли в гору. Так ей казалось.

Однажды вице-президент предложил заняться непрофильными активами. Дециметровый канал, который почти никто не смотрел, радиостанция, которую почти никто не слушал, пара журналов и газета, которые почти никто не читал. От нее требовалось возглавить, оценить возможные перспективы и доложить на заседании совета директоров.

Она принялась за дело: сидела ночами в кабинете, вычерчивала графики, распечатывала отчеты. Она готовилась к предстоящему заседанию, словно к битве.

Битва не состоялась. Она вывела свое войско на поле, но хитрый противник обошел с флангов и уклонился от баталии. Никто и не думал обсуждать ее работу; вопрос о продаже непрофильных активов был решен заранее.

Точка. А точнее – полный крах. Только теперь до нее дошло, что же на самом деле означало заманчивое предложение: взять на себя ответственность.

Она вернулась домой и заплакала. И тогда раздался телефонный звонок.

– Ты плачешь?

Вопрос не требовал ответа.

– Не плачь, я уже еду.

В тот момент это показалось нормальным. Она даже не спросила, где он пропадал столько лет. А он и не собирался рассказывать: посадил ее в машину и покатил – вперед, не размениваясь на повороты.

– Они меня использовали… – сказала она.

– Разумеется.

– Что теперь делать?

– В жизни полно сложных вопросов. Но ответ на них очень простой: «да» или «нет».

– Ты всегда был слишком категоричен.

Он достал из кармана джинсов пять рублей.

– Видишь монету? Я миллион раз видел, как она падает «орлом». И миллион раз – «решкой». Но я не видел ни одной монеты, висящей в воздухе.