Хлавин молчал, с уголка глаза сбежала слеза. Он зажмурился.
— Я тебя знаю. Видел, — сказал он. — Ты — экзотка, тигрица.
Варра кивнула.
— Это вы следили за нашим лагерем в лесу?
— Да. Я. И… еще один…
— И вы унесли Атреллу?
Девушка качнулась вперед, услыхав свое имя, но Варра опущенной к полу рукой, невидимой для наемника, показала: "стой, не подходи!".
— Да, я ее связал и увез в лагерь.
— Что было дальше?
— Она спала связанная, не просыпалась, — Хлавин протянул руку к стакану, и Варра снова помогла ему попить. — Я приказал развести огонь — готовить завтрак. Это было уже на рассвете. Дежурный запалил костер, и вот тут все и началось.
— Что?
— Пламя поднялось очень высокое, я сперва подумал, что дежурный полил дрова спиртом. А потом из столба пламени вышли они…
— Кто?
— Демоны огня. Похожи на людей, только из пламени, под их ногами горела земля, и всё, на что они смотрели, — горело! Я крикнул своим: "Бегите!" — и сам побежал в лес, но пламя охватило мои ноги и спину. Потом будто удар огненным кулаком — и я потерял сознание. А потом услыхал ваши голоса.
Атрелла, стоявшая у двери, кулаками зажимала рот, огромными глазами глядя на Хлавина.
— Почему так случилось — есть соображения?
Наемник покачал головой:
— Не знаю.
— Ладно, — Варра как бы невзначай подняла взгляд на Атреллу, та пожала плечами, всем своим видом показывая: "Я вообще ни сном ни духом!". — Ну и, раз уж мы разговорились, объясни мне, что вы там делали.
Хлавин задумался на минутку. Особым секретом, который он обещал хранить и клялся именем Безутешной, понимая, что за нарушение в царстве Ее грозят ему муки жестокие, была личность хозяина. Поэтому он ответил:
— Нас наняли, чтобы обнаружить в лесу древний храм Безутешной и раскопать его.
— Зачем?
— Я не знаю. Мы нашли и раскопали.
— А при чем тут мы?
Хлавин помолчал и нехотя ответил:
— Не знаю. Я выполняю приказы.
— Обвал в ущелье — твоя работа?
— Да, и в деревне я вас обозначил как сборщиков податей.
— И каков был приказ?
— Задержать.
— Понятно.
— Что еще сообщишь?
— Рассказанного мной, — сказал Хлавин, — достаточно, чтобы мы были квиты. Вы меня спасли, я был откровенен. Теперь я вам ничего не должен, да и сообщить мне нечего.
— Хорошо, ответь на последний вопрос. Зачем вам была нужна девчонка?
Хлавин осмотрелся.
— Покурить бы…
— Я принесу тебе трубку, если ответишь.
— Таков был приказ.
— Каков?
— Забрать в лагерь.
— И только?
— Да.
— Но зачем?
— Не знаю, таков приказ. — Хлавин поднял правую руку: — Трубку!
— Ее бы потом убили? — спросила Варра, вставая с табуретки.
— Не знаю, возможно. Приказа убивать не было.
Варра вышла из комнаты, вывела за собой Атреллу. Та смотрела на наставницу глазами, полными слез.
— Ну, чего ты набухла?
— За что меня убивать-то?
— Ну вот! Никто же тебя не убил. Чего реветь? — Варра пошла к хозяину постоялого двора.
— Обидно! Что я им сделала? — крикнула ей в спину девушка.
Варра вернулась с набитой трубкой в коридор, где происходил последний разговор и где еще стояла Атрелла.
— Ты знаешь, — лекарка обошла девушку, — меня всегда раздражает, когда пишут о фанатиках, что устраивают разные бесчинства, сжигают монастыри, подрывают самоходные дома. И больше всего бесит фраза: "Погибло столько-то ни в чем не повинных людей". Как будто если б они были повинны — так и хрен с ними! Никакого раскаяния и прощения. Да кто знает? Кто может судить, кроме богов? Все это относительно. Для Лита ты праведница, для Нэре — главный враг после мужа. Впрочем, как и я.
Варра зашла в комнату Хлавина, раскурила трубку и отдала наемнику:
— Отдыхай.
Хлопнула входная дверь постоялого двора, и голос кавалерийского начальника доложил:
— Наши обнаружили одного! Говорит, что он ваш, с обоза!
Атрелла сорвалась с места и выскочила на двор с воплем:
— Орингаст!
Да это был он. Но в каком виде?! Лицо его представляло сплошной синяк: разбитые опухшие губы, заплывший фиолетовым левый глаз. Он единственным глазом смотрел на Атреллу:
— Прифет! Я рат, щто ты нашлась.
Атрелла потянулась потрогать ушибы и травмы:
— Ох, и кто это тебя так?!
Орингаст отшатнулся:
— Не трокай! — он развернулся и побежал к выходу со двора: — Мне нушно срощно в столису!
Атрелла припустила следом:
— Что случилось?
Орингаст, не оборачиваясь, ответил:
— Это секрет! Я толшен неметленно толошить софетнику!
Они добежали до почты. Орингаст поглядел на часы у входа в здание. Он вошел в зал и спросил:
— Кокта тиришабль?
Ему ответили:
— В девять ночи!
— Еще четыре часа, — сказала Атрелла, подходя сзади к Орингасту и пытаясь обнять за плечи… но тот сделал шаг вперед и помчался к выходу. Девушка разочарованно застыла. Он даже не поцеловал ее. Впрочем, он служака, видно, обнаружил что-то очень серьезное, раз так носится и спешит в Продубин, что забыл о ней. Его можно понять и простить.
Девушка подошла к стойке кассира, продававшего билеты на дирижабль:
— Сколько до Продубина?
— Пять литов, — ответил кассир.
— А долго лететь?
— Шесть часов, если ветер попутный. Девять, если встречный.
Ответ удивил. До столицы чуть больше трехсот километров, если по дороге; наверное, двести пятьдесят, если по прямой.