Дорога на Тмутаракань

Лучше быть грязным, но живым. Даже когда ты летишь носом в кровавые ошметки то ли конского, то ли человечьего мяса, а дорогой позолоченный шлем — в грязь по другую сторону лошадиной туши, так что и не достать. Стрела с бронебойным наконечником ткнулась в катящийся шлем и отлетела прочь. Ромеи брали дорого не только за украшательство, прочность ценилась тоже, причем поболее прочего.

Рядом с князем лежал, зарывшись лицом в смятый ковыль, убитый гридень. Его рука, успевшая уже окоченеть, сжимала взведенный самострел, так и не пустивший стрелу во врага. Не долго думая, Буй-Тур подтянул самострел к себе, выцелил наиболее донимавшего его стрелка и нажал на пусковой рычаг.

Кованая стрела с рычанием соскочила с ложа самострела, и князь не успел моргнуть, как она насквозь пробила грудь бродника и улетела прочь, выискивая вторую жертву.

Всеволод Святославич потянул следующую стрелу из колчана, к сожалению своему убеждаясь, что она — последняя. Не вставая, князь заново натянул тетиву, благо делать это было нужно, упираясь подошвой в специальное стремя снизу, при этом с силой притягивая самострел к лицу. Заслышав щелчок, Буй-Тур положил стрелу в желоб на ложе и повел самострелом слева направо, выбирая мишень.

Среди бродников выделялся один всадник. Князь отметил даже не качество и богатство отделки его оружия, но жестикуляцию, отличавшуюся властностью и выдававшую привычку отдавать приказы.

— Достойная цель, — сказал себе самому Буй-Тур и выстрелил.

Бродник Свеневид торжествовал. Знаменитый Буй-Тур Всеволод, от одного упоминания о котором дрожал весь приграничный мир, лежал, трусливо укрывшись, за конской тушей, ожидая скорой и неминуемой гибели. Свеневид хотел поступить по старой, еще печенежской традиции — отрезать голову заклятого врага и сделать из его черепа кубок, оправленный в золото. Свеневид вытащил из ножен саблю, представляя, как клинок отделит голову князя от тела и хлынувший из шеи поток крови в последний раз омоет остекленевшее в смерти лицо Всеволода.

На этот раз стрела из самострела ушла почти бесшумно. Она ударила избранную жертву в незащищенное шлемом переносье, выйдя через затылок и забрызгав плащ бродника мозговой жидкостью.

Не будем сочувствовать Свеневиду — он умер счастливым.

* * *

Солнце-Хорс остановилось в небе, немного расчистившемся от туч. Черные лучи тянулись вниз, освещая поле битвы. И такие же лучи устремлялись вверх, и их становилось все больше. Мертвое Солнце требовало себе пищи, и каждый труп отдавал себя в жертву полуденному богу, открывая душу в нижний мир и выпуская его свет в мир людей. И чем больше Хорс поглощал черный свет преисподней, тем больше чувствовал голод.

— Смерть! — вопил Бог.

Глас Божий недоступен людям, но воля Бога — священна. Внизу, на поле битвы, сражались до конца, не щадя ни противника, ни себя.

Бог голоден! Накормите Бога!

Умрите, люди!

* * *

Князь Игорь Святославич еще не скрестил меч с врагом.

Все шло неплохо, и нападавших удалось остановить. Другое дело, что сторожи не смогли предупредить нападение, оказавшееся полной неожиданностью, но спрашивать было не с кого. Почти все воины, отправленные в охранение, полегли среди первых, ценой жизни искупив свою оплошность. Главное, что удалось сохранить основную часть войска и обоз, а скоро и Кончак подоспеет.

Князь Игорь все чаще поглядывал на березняк, тянувшийся параллельно реке Сюурлий. Скорее всего, Кончак появится отсюда. Если так — Гзаку не поздоровится вдвойне, поскольку удар придется ему прямо в спину.

Вполне возможно, помощь Кончака не понадобится. Игорь Святославич не смог разглядеть, что там надумал брат, но видно было, что бродники, отчаянно штурмовавшие холм, на котором укрепились куряне, хлынули вниз, отступая в панике. Стяг Всеволода, с пардусом на одной стороне и белым крестом на другой, горделиво реял на южном ветру, а сам князь, незадолго до этого сражавшийся пешим, раздобыл себе нового коня, нашел шлем и красовался на макушке холма.

Странно медлили черниговские ковуи и рыльские дружинники, но вот боярин Ольстин Олексич махнул ладонью, и черниговцы с места в карьер рванулись в подбрюшье отступающих бродников.

Ольстин, старая лиса! Берег людей, пока кмети принимали удар на себя. А вот славой и добычей ковуи собирались распорядиться сами, присвоив себе львиную долю. Ладно, думал Игорь Святославич, посчитаемся позже, когда отобьемся.

Князь Игорь усмехнулся, но улыбка застыла на губах, когда он заметил, как на глазах мрачнел Миронег, неприметно державшийся все время за спиной князя.

Я понял! Поэтому и была так уверена Хозяйка, что войско погибнет! Сказать князю?

Да!

Нет... Поздно...

Ах, как глупо. И подло!

Но разве есть оберег от предательства? Мне, последнему хранильнику на Руси, об этом ничего не известно.

Ковуи на свежих конях легко догнали бродников, в беспорядке отступавших после гибели своего атамана. Повинуясь посвисту Ольстина Олексича, черниговцы разделились на два отряда, окружая отступающее стадо и развернулись, преграждая дорогу остриями копий.