Дорога на Уиган-Пирс

Может показаться, что я слишком долго обсуждаю обвинения против ПОУМ. По сравнению с ужасами гражданской войны эта междоусобная грызня партий с неизбежными лживыми обвинениями может выглядеть ничтожной. Но это не совсем так. Я верю, что навешивание ярлыков, кампания в прессе и создаваемое всем этим умонастроение способны нанести большой ущерб антифашистскому делу.

Всякий, кто уделял внимание коммунистической тактике расправы с политическими оппонентами, знает, что сфабрикованные обвинения – обычный метод коммунистов. Сегодня они клеймят «фашиствующих троцкистов», вчера клеймили «социал-фашистов». Прошло всего шесть или семь лет с тех пор, как советский суд «доказал», что вожди Второго Интернационала, включая Леона Блюма и известных представителей английской Лейбористской партии, подготовили гигантский заговор, предусматривающий военное вторжение на территорию СССР. Тем не менее, сегодня французские коммунисты не возражают, что их лидером стал Блюм, а английские коммунисты всеми силами стараются пробраться в Лейбористскую партию. Не думаю, чтобы такие резкие заявления приносили пользу даже с сектантской точки зрения. Нет никаких причин сомневаться, что обвинения в «фашиствующем троцкизме» сеют только ненависть и рознь. Повсюду рядовых коммунистов настраивают на бессмысленную «охоту на ведьм», и партии типа ПОУМ, причисленные к антикоммунистическим, оказываются в недееспособном положении отверженных. В мировом рабочем движении наметился опасный раскол: еще несколько клеветнических нападок на людей, всю свою жизнь отдавших борьбе за социализм, еще несколько фальшивых обвинений, вроде тех, что предъявили ПОУМ, – и примирение станет невозможным. Остается только одно – вести политические дискуссии и тем сглаживать разногласия. Между коммунистами и теми, кто занимает (или заявляет, что занимает) левую позицию, разногласия действительно серьезные. Коммунисты придерживаются мнения, что фашизм можно победить в союзе с некоторыми кругами капиталистического общества (народным фронтом), а их оппоненты убеждены, что этот тактический ход лишь расширит поле деятельности фашистов. Этот вопрос должен быть решен правильно; в противном случае мы можем обречь себя на столетия почти полного рабства. Но до сих пор, кроме воплей о фашиствующих троцкистах, никаких толковых дискуссий не проводилось. Мне, к примеру, бессмысленно спорить с членом коммунистической партии о том, кто прав, а кто виноват в барселонских уличных боях, потому что ни один коммунист – ни один «верный» коммунист – не признáет, что я говорю правду о фактическом ходе событий. Если он следует «партийной линии», то вынужден будет обвинить меня во лжи или, на худой конец, в том, что я основательно запутался. И еще прибавить, что журналисты «Daily Worker» (находящиеся в тысяче миль от центра событий) лучше разбираются в барселонских событиях, чем я. О какой дискуссии тут можно говорить? Здесь даже и минимального понимания не достигнешь. Что докажешь человеку, считающему таких людей, как Макстон, фашистскими шпионами? Это одно делает невозможным серьезное обсуждение проблемы. Всё равно как если бы посреди шахматного турнира один из соперников вдруг завопил бы, что другой повинен в поджоге и двоеженстве. Истинная задача так и не была бы решена. Клеветой ничего не добьешься.

Глава 12

Дня через три после боев в Барселоне мы вернулись на фронт. После уличных сражений (и особенно после газетных перебранок) было трудно думать о войне в той же наивно-идеалистической манере, что и прежде. Любой человек, проведя несколько недель в Испании, почувствовал бы некоторое разочарование. Мне припомнился один журналист, с которым я познакомился в первый же день моего пребывания в Барселоне; он тогда сказал: «Эта война – такое же жульничество, как и все остальные». Его слова меня шокировали, и в то время (это был декабрь) я ему не поверил. И сейчас, в мае, всё еще было не так плохо, но с каждым днем становилось хуже. Всякая война несет с собой нарастающее разложение, которое с каждым месяцем усиливается: ведь личная свобода и правдивая пресса не сочетаются с военной эффективностью.

Уже можно было догадаться, какой оборот примут события. Несомненно, правительство Кабальеро падет, а его место займет правительство правого фланга под сильным влиянием коммунистов (что и произошло через неделю-другую).