У нее был очередной экзамен, а он с компанией отправился за город, «на этюды», как он говорил. Машина перевернулась. Все остались живы, а он – погиб…
Тогда она не могла плакать. Словно закаменела. Словно умерла вместе с ним, и не могла вернуться к жизни…
С Ваней, сразу она почувствовала, можно было отдохнуть от себя самой, расслабиться. Он не лез в душу. Не ревновал, не спрашивал ни о чем. Тогда это было то, что нужно. Но шли годы, рана душевная затянулась. Особенно после рождения Дениски. И душа проснулась, затосковала.…
Погружение в войну с черными захватило ее, придало какой-то смысл жизни, а теперь, когда идет такая душевная ломка, когда Господь, она знала это, уводит ее с «тропы войны», почему-то вдруг вспомнился призрачный Глебушка. Нет его, никогда не было! А в храм надо бы сходить, чтобы потом сказать Женьке: «Вот, послушалась тебя, и что толку?». И Алла понемногу погрузилась в сон, и снов до утра уже не видела.
…Она пришла на богослужение первой, еще храм не открыли. Ежилась, стоя на крылечке. Осень близко, холодные утренники…
Наконец появилась староста, открыла храм. Следом приплелся дед – борода лопатой. Черным вороном залетел в храм Иннокентий, покосился на Аллу, и та вспомнила, что косынку надо бы на голову накинуть. Наконец появился отец Сергий. Заметив Аллу, как-то подобрался весь.
Алла шагнула навстречу:
– Сергей!
– Отец Сергий, – негромко поправил он.
– Я хотела спросить.… Почему женщины не могут быть священниками?
– Потому что Христос родился в мужском роде, а не женском, – отец Сергий еще что-то хотел сказать, но тут прилез дед с бородой под благословение, затем подскочила староста, Аллу оттеснили. Она прошла на свое привычное место в храме. Женьки не было. Муж, наверное, не отпустил.
Ответ священника ее совершенно не удовлетворил. Женьку надо спросить, что она скажет?
Началась служба. Алла слушала, не поднимая глаз, сильный, чистый голос. Разволновался, напрягся! Но ни осуждения, ни гнева в его взгляде не было. Взглянул бегло, и тут же отвел глаза. Не похож он на человека, довольного жизнью. Его тоже что-то мучает. Бабка Фрося говорила, что они, священники, в основном не по любви выходят. А по необходимости.… Видела она один раз матушку. Смирная, послушная, кулема неповоротливая… Как можно любить такую? Жалеть разве что…
А что на самом деле чувствует? Женька говорит: «Войди в его положение, отнесись с любовью…».
Алла подняла голову. Пробежала взглядом по всей порывистой фигуре священника. И у нее помутилось в голове.… Вот кого он ей всегда напоминал! Глебушка.… По-мальчишечьи неловкий, и то же время сильный… Отец Сергий… Сережа…
Глава 16. Марина. Бывший
Марина вошла в родительский дом и в сенях нос к носу, столкнулась с Вадимом. Он постарел, пополнел. Жидкая щетинка на голове, щеках и подбородке. Глаза тоскливые.
Увидел Марину, и непонятно, то ли обрадовался, то ли испугался. Вернее, так: сначала испугался, а потом видит – бывшая жена не сердится, скандалить не собирается, и обрадовался:
– К Максимке заходил. Бабушка супчиком накормила.
«Какая она тебе бабушка!» – подумала Марина. А глаза у него – покинутого и обиженного. Жалеет себя.
Марина вошла в дом, а он двинулся следом. Зачем – непонятно.
Максимка допивал чай. Выскочил из-за стола с воплями. Тут же, едва обнял, придвинулся к сумке: не привезла ли чего-нибудь. Марина это отметила с долей ревности – совсем отвык. Но сын, сделав круг вокруг табурета, на котором стояла сумка, снова прильнул к матери.
Вышла бабушка. Вадим топтался у двери. Уходить ему явно не хотелось. Так бы и переступал с ноги на ногу, да теща, бывшая, сказала:
– Что ж ты там? Проходи, я тебе еще чайку налью.
Вадим прошел, но сел не к столу, а у шкафа. Вытащил из кармана сложенную газету, разгладил, взялся читать.
Марина обедала и говорила. Перемывала посуду и болтала без умолку. Макся устроился у печки с подаренной машинкой. Вадим переводил взгляд с одного столбца на другой и не вдумывался в смысл прочитанного. Марина перешла с матерью в соседнюю комнату, сын переместился за ними. Вадим остался на месте, и жадно вслушивался в доносящийся голос жены. Бывшей.
Марина слышала, как он шуршит газетой. Прятался за ней, как за ширмой. Знакомое явление. Когда не знает, что делать, прячется вот так. «Горбатого могила исправит». Никогда не скажет, что на уме. Потому и пьет. Тогда мелет всякую гадость… Правда, мама говорит, что в последнее время ни разу выпившим его не видела. Он, мол, заявляет, что «завязал». Живет у стареньких родителей, мама их называет – «сваты», дрова колет, чинит постройки всякие…
Она вдруг вспомнила, как они познакомились. Тут, в деревне. Марина жила в городе, училась на втором курсе, когда родители ее переехали сюда. Деревня поначалу Марине не понравилась. Улица длинная, с изгибами. Дома построены странно, хуторами. Между ними, собранными в кучки, широкие проулки, ветер свистит, пыль с полей несет. Стоишь на остановке – ветер до костей пробирает.