Дорога навстречу вечернему солнцу

– Ваня! – Алла дернулась, глаза ее ревниво сверкнули. Она поставила табурет посреди кухни, устроилась на нем, обхватив с двух сторон руками сиденье, поставив ноги на перекладинку, – Я его простила, но ничего не забыла. Он без меня не пропадет. Машка уже большая, я ей особо и не нужна, она в отце души не чает. А Дениску я позже к себе возьму, когда устроимся на новом месте. Хотя ребенок, в боевых условиях, сама знаешь.… Я думаю, ему здесь, с отцом и сестрой лучше будет…

– Детям нужна мать, – Евгении было не по себе от того, что приходится говорить столь очевидные вещи. А, может, Алла шутит?

– Только и слышно: «Папа, папа…». Они и без меня проживут. А Ване я найду подходящую женщину, у меня есть одна на примете. Я думаю, у них будет хорошая семья, все будут довольны…

Евгения снова уставилась на подругу изумленно:

– Какую еще женщину? Да что ж ты несешь такое?!

– Молчи! – вскрикнула Алла, вскакивая. Евгения и не сказала больше ни слова. Алла, похоже, спорила сама с собой. Наконец, собралась уходить.

Евгения, оставив плачущую Надю, проводила гостью до ворот, бегом вернулась обратно. Притопал, осторожно оглядывая кухню, Коленька, прижался к матери. Евгения крепко обхватила детей, как будто кто-то грозился отобрать их. Что-то очень, очень неладно в Аллиной жизни, если она говорит такое.… Помилуй нас, Господи…

Глава 18. Марина. Странные речи

Лето пронеслось. Это хорошо, а то в июле-августе загляни в любую организацию – пусто, шаром покати. Только запах извести и краски. Сейчас все учреждения загудели. И газетные страницы оживятся.

Марина работала в ускоренном темпе. Собирала, обрабатывала заметки, строчила, перепечатывала репортажи и статьи. В кабинете ее перебывало много народу, и в этой суматохе она чувствовала себя прекрасно. Вылавливала для газеты информационных рыбок, больших и маленьких. Изредка забегал Иннокентий. Не в подряснике, а в свитере и джинсах. Теребил небольшую бородку, поблескивал черными глазами. Веселый, шумит, будто ручей по льдистому дну… Там, в глубине, своя пережито-незабываемая драма. Конечно, там женщина. Очень любимая, конечно. Только любимые ранят нас наиболее тяжело…

Если ему хорошо рядом с нею, Мариной, пусть отогревается, у нее нет интереса к его загубленной личной жизни. Туда из праздного интереса лучше не соваться…

О чем можно говорить бесконечно, так это о религии. Чего его в послушники-то понесло? Как он к вере пришел? Она докапывалась до сути, донимала вопросами. Иннокентий от вопросов не уходил, но ответы были расплывчатыми, книжными, далекими от сиюминутной жизни. Он сам себя частенько ставил в тупик. Короче, находился в творческом поиске.

К вере он, по его словам, пришел легко. Его бабушка прятала в свое время иконы храмовые, у нее десятки лет хранился священнический крест, совсем недавно отдала она его первому священнику, что появился в деревне. Бабушки.… А у Маринины мама детдомовская, папа – из казаков, его отец был красным партизаном в гражданскую, мать – крестьянка… Но были, были в роду православные, отец говорил, что даже священник был…

Каких только речей не слышали выносливые редакционные стены.… Но такую, что была вчера, вряд ли… И сегодня Марина с нетерпением ожидала прихода Иннокентия. Быть может, он прояснит ситуацию.

Дело было вот как. Вчера в кабинете появилась Скворцова. Зашла неслышно, стремительно, тихо притворила дверь. Стояла, разглядывала Марину, с лихорадочным блеском в очах, ждала, когда ее заметят. Марина увидела эту статую с живыми глазами и вздрогнула.

– Марина, – голос Аллы звучал хрипловато, но торжественно, – Я знаю, как вы с Ваней относитесь друг к другу…

– С каким Ваней? Никак не…

– Я думаю, – не снижая тона, продолжала Скворцова, – Вы созданы друг для друга, с тобою он будет по-настоящему счастлив…

Марина попыталась что-то сказать, но Алла жестом остановила ее.

– Скоро, очень скоро произойдут важные перемены в наших жизнях, – глухо, но твердо продолжала она, – Ване нужна будет поддержка, дружеская, женская.… Совсем скоро он будет свободен. Скоро все решится…, – подобие улыбки появилось на ее бледном лице, – ты только скажи, ты же не оставишь его? Вы будете вместе, у вас все будет хорошо, вы будете счастливы…

Не успела Марина ничего сказать, как Алла исчезла за дверью. Марине только осталось ломать голову над услышанным. Вспомнила гулянку в администрации.… Да, нынче летом Иван Скворцов подвез ее, Марину, до дома. По дороге, вроде бы шутя, предложил взять винца и съездить на речку, «культурно отдохнуть».

Марина напряглась, как взведенный курок. Попросила остановиться. Пальцы дрожали, когда открывала дверцу. Выскочила из машины и до самого дома ругала себя за кокетство и неистребимое желание нравиться. Вот так тебе! Когда-нибудь не отвертишься, придется расплачиваться.… Вот медведь, увалень сибирский! Может, Алле наговорил кто чего?

Иннокентий тоже в недоумении развел руками. Посоветовал спросить у Жени. По адресу Аллы же сказал:

– Не понимаю, что ей нужно в храме. Она не похожа на наших прихожан.