Дорога навстречу вечернему солнцу

– Домой, видимо, пошла. Батюшка в храме остался. По дороге эта Алла чего только мне не наговорила! – Иннокентий сцепил пальцы больших, красных, как клешни, рук в замок, опустил черную свою головушку, – Что она едва ли не мессия, у нее предназначение! А я, мол, не дорос, чтобы ее понимать! Что она какой-то, как его, воин света, у нее война с черными… Слов нет. Про отца Сергия, прости, Господи, взялась чушь нести. И повторить-то грешно!! Собирает всякую муть…

– У нее что, крыша съехала?

– Не похоже. Это иначе называется. Понимаешь, у тех, кто начинает лечится, бывают обострения. Организм очищается, всякая гадость выходит. Знаю, о чем говорю, я в прошлом – медбрат.… Так вот у тех, кто начинает ходить в храм, но не исповедуется, тоже бывает что-то типа ломки. Смиряться надо, на исповеди все без утайки, без ложного стыда говорить, причащаться. Иначе так выкрутит душу…

– Алла, насколько знаю, давно в храм ходит.

– Одно дело ходить, – Иннокентий откинулся на спинку стула, – другое – воцерковляться.… Вот и бывают такие «глюки»!

Он помолчал, потом резко подался вперед:

– Мне хотелось схватить ее за плечи и тряхнуть как следует. Она пыталась обратно к отцу Сергию бежать, выла, цеплялась за меня.… Захотелось со всей силы ударить ее, я сам себя испугался… У меня, веришь ли, на руках от ее пальцев синяки должны остаться. Я ее вел, куда глаза глядят, лишь бы от храма подальше. В конце-концов – сбежал. Довел до больницы, оставил у ворот, сам – в поликлинику, выбежал черным ходом, завернул за корпус, и сюда, к тебе.

– Да…, – нахмурилась Марина, – боюсь, она много чего еще натворить может. Как-то надо отца Сергия уберечь. Она, скорее всего, к нему домой заявится. Ты знаешь, где он живет?

– Как не знать.

– Вот и иди к нему, всякое может случиться.

– Я вот все думаю, – вздохнул Иннокентий, – не хотелось бы ментов в это дело впутывать, но, похоже, без них не обойтись.

Глава 23. Евгения. Голая правда

Впервые Евгения пришла из храма не отрешенно-счастливая, а заведенная, как часовой механизм. Она долго сидела на диване, изредка вздыхая. Потом позвала мужа, усадила рядом и, переводя дыхание, пересказала всю историю с самого начала.

Михаил озабоченно щурился, сводил рыжеватые бровки, шмыгал веснушчатым носом. Лицо его, узкое, закругленное, как башмак, покоилось на кулаке, как у роденовского мыслителя. Любое событие он оценивал с той точки зрения, грозит это ему лично чем-нибудь или нет.

Потому и сказал:

– Я давно говорил – неча тебе там околачиваться. Неча туда ходить.

Иной реакции Евгения и не ожидала. Но высказалась – и легче стало. Она чувствовала, что на этом дело еще не закончилось, и силы ей понадобятся. Поэтому, накормив семью обедом, прилегла отдохнуть. Надюшку усыпила, ревнивый Коленька тоже пристроился к маме, с другого боку.

Разбудили Евгению завизжавшие тормоза. Она поднялась осторожно, стараясь не разбудить детей, поспешила на улицу.

По кирпичной дорожке, мимо увядших клумб, шел Иван Скворцов. Глянул на Евгению без улыбки, поздоровался. Обычно круглое, добродушное лицо его потемнело, осунулось, тени обозначились под глазами.

– Аля не у вас?

Евгения всплеснула руками. Времени-то четвертый час! Разошлись в одиннадцать! Где ее носит?!

Иван развернулся, пошагал обратно. Взревел мотор, машина сорвалась с места.

В Евгении все оборвалось внутри. Куда бежать, что делать? Может, Алла от отчаяния что-нибудь сотворила с собой?! Надо, как батюшка учил в страшных ситуациях, молиться! Это – единственное, чем она может Алле помочь!

Евгения заторопилась в дом, к иконам:

– Господи, помилуй ее, помилуй, Господи! Пресвятая Богородице, спаси нас! Буди воля Твоя, Господи…

Сначала молилась стоя, потом очень захотелось сделать земные поклоны, она опустилась на колени, и на душе полегчало.

В четыре часа стукнула щеколда, под окнами пролетела знакомая рыжая шевелюра. У Евгении отлегло от сердца.

– Благодарю Тя, Господи…

Прогостила Алла почти до десяти вечера. И говорила, и плакала, и смеялась, и лежала на диване, укрытая пледом, прижав ладошку к левой стороне груди.

Михаил зашел, посмотрел на гостью опасливо, как на заразную больную.

Евгения догнала мужа в сенях:

– Садись на велик, езжай к Ивану. Предупреди, что Алла у меня…

Вечером приехал Иван, и Алла безропотно пошла за мужем к машине…

Пока гостила она, Евгения так и не набралась духу сказать ей правду. Пыталась «делать подходы»:

– Ты же видишь, отец Сергий даже разговаривать с тобой не хочет.

– Вздор! – заявляла Алла, – Он просто струсил. Он без ума от меня, он хочет со мной уехать, но боится, что тогда выгонят из священников. Ну и пусть, зато будет счастлив.

И – уже знакомые песни, как Алла его любит, как будет им прекрасно вместе.… Евгения не стала спорить, слушала, вздыхая и покачивая головой….

… Утром на Божественной Литургии Алла не была, на Всенощной вечером тоже не появилась. Отец Сергий был мрачен, и Евгения почему-то чувствовала себя виноватой. Об Алле думала беспрерывно, и все вздрагивала, когда открывалась входная дверь. Казалось – вот ворвется рыжий факел, метнется к отцу Сергию.