Дорога неровная

— Я же говорил тебе, что в таких случаях каждый из нас бывает «на месте», разве не помнишь? — лукаво усмехнулся Геннадий.

— Ген, да когда ты мне говорил, если я вас первый раз вижу, тут, знаешь, одного раза хватит со страху самой не умереть: видеть тех, кого давно уж на белом свете нет. Слава Богу, что это во сне… Ведь это сон, правда, Гена? Но какой реальный… И страшно бывает порой по-настоящему.

Брат улыбнулся:

— Ну, ничего, ты у нас храбрая, ничего не боишься.

— Боюсь умирать в мучениях, чтобы никто из-за меня не страдал: раз, и все. А больше ничего, потому что от судьбы не уйдёшь, правда ведь? И если что-то случается, то, видимо, так и надо, только хочется, чтобы плохого случалось меньше, чем есть на самом деле. И так хочется оказаться там, где нет подлости и зла… Здесь, мне кажется, так и есть.

— Не твой черед! — нахмурился Геннадий.

— А чей черёд?! Знаешь, так скажи.

Но Геннадий ничего не ответил, только покачал отрицательно головой и растаял в зеленой весенней дымке, и Александра оказалась одна на поляне, усыпанной белыми крупными ландышами. Она не понимала, как оказалась на этой поляне, но стало светло и ясно на душе…

А черёд вышел Антонине Маренковой, с которой Александру связывали странные неприязненно-уважительные отношения.

Антонина Маренкова была экономическим директором завода, где работала Александра, известным человеком в городе. Характер имела властный и не терпела несогласия со своим мнением, но Александра всё же несколько раз противоречила ей. И, как ни странно, Маренкова соглашалась с Изгомовой. Вероятно, именно поэтому она обращалась к ней по имени-отчеству, а всех прочих называла по имени. Александра, в свою очередь, тоже с уважением относилась к Маренковой, но не хотела бы оказаться в числе её друзей по одной единственной причине, высказанной ещё Александром Грибоедовым: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Эта крылатая фраза из его знаменитой пьесы «Горе от ума» стала опять актуальной в России в конце двадцатого века.

В отпуск Александра уезжала с тяжелым сердцем — она поссорилась с Маренковой, да так, что решила, вернувшись, написать заявление об уходе, к заявлению приложить иконку в знак благодарности, что она оказала Александре материальную помощь для поездки на Урал.

Но в первый же день после отпуска ей предложили участвовать в раскрутке кандидата в депутаты в областную Думу — представителя завода, где она работала. Кто стремится к власти, ей не сказали, да она и так догадалась: никому в администрации завода, кроме честолюбивой Маренковой, не пришла бы в голову подобная мысль. Во время разговора она поняла, почему между ней и Маренковой «пробежала» чёрная кошка: её коллега сам хотел участвовать в такой хорошо оплачиваемой кампании, но его, видимо, «бортанули» — жаден мужик до денег, заломил, наверное, несусветную цену за свою работу. Вот мужик-кляузник сплел небылицу и передал Маренковой, что Изгомова, дескать, готова написать серию разгромных статей о состоянии дел на заводе в одной из газет, осталось лишь определить цену за них. Это было неправдой. Конечно, Александра могла написать такие статьи, но она чтила журналистскую этику и никогда бы такого себе не позволила. Александра не понимала, зачем так поступил человек, который был с ней в приятельских отношениях, но раздражало, что Маренкова поверила кляузнику, и вот это уже становилось опасным: госпожа Маренкова мстительна.

И когда Александра поняла, почему Маренкова рассердилась на нее, на душе стало гадко: никогда она не понимала наушников и предателей, тех, кто ради собственной выгоды мог подгадить даже друзьям.

Подумав, Александра приняла предложение, тем более что утром видела Маренкову, и та приветливо с ней поздоровалась. «Выходит, Маренкова разобралась, — подумала Александра, — что я не виновата, она же умница, и накричала тогда на меня сгоряча. Ну и хорошо».

Но оказалось совсем нехорошо. Предложение к Александре поступило в пятницу, а в понедельник она узнала, что Маренкова погибла: её убили двумя выстрелами из пистолета неподалеку от дома.

В день похорон Маренковой во дворе ее дома была огромная толпа: не только заводчане пришли проводить ее в последний путь, много было и просто любопытных, которые жадно глазели на множество венков, на усыпанный живыми цветами гроб, на лицо покойной — белое, словно алебастровое. Рядом с гробом стоял мальчишка и огромными глазами от застывших там слез смотрел на лицо неподвижного существа, лежавшего в роскошном дубовом гробу, сверкавшем лаком, позолотой, белизной внутренней обивки и кипенно белым покрывалом. Это была не его мать, это было незнакомое парализованное тело, которое не могло шевельнуться без посторонней помощи. Мальчишка посмотрел на сотни праздных и равнодушных людей, пришедших во двор, и Александра прочла в его глазах: «Это неправда, что мама умерла! Скажите хоть кто-нибудь, что это неправда!!!» — и заплакал, уткнувшись лбом в плечо товарища.