Дорога Отчаяния

Патруль ягуаров Арни Тенебра схватил четырех мужчин в пределах зоны пассивной обороны номер 6. Приказ–инструкция недвусмысленно требовал уничтожать пленных на месте, однако любопытство младшего лейтенанта Сергио Эстрамадуры возбудил тот факт, что им удалось преодолеть десять километров минных полей, ловчих ям, проволочных силков и измазанных дерьмом колышков без единой царапины. Невзирая на воздушные патрули парламентариев он нарушил радиомолчание и запросил указаний командира.

— Кто такие? — спросила Арни Тенебра.

— Четыре человека. Один из них Старик–Лесовик, который саркастический, остальные вроде нормальные. Никаких знаков отличия, но на них форма КВА.

— Любопытно. Гастино никогда не принимал чью‑либо сторону. Должно быть, это он провел их через защитную зону. Мне было бы интересно взглянуть на них.

Она смотрела, как они приближаются — партизаны и пленники. Бойцы связали их, завязали глаза и пристегнули к поводкам. Трое спотыкались и сбивались с шага на неровной земле; четвертый шагал уверенно и прямо, возглавлял, а не вел, как будто и не нуждаясь в зрении. Это, без сомнения, Гастино. Хотя Арни Тенебра встречалась с ним до этого только дважды, его имя превратилось в легенду среди ветеранов Хрисской кампании — как в рядах Армии Родной Земли, так и среди парламентариев.

Какой партизан мог бы из него получиться! Он был частью леса, по–животному чуткой. Она смотрела на своих бойцов, неуклюжих мальчишек в хамелеоновой форме и с тяжелыми разгрузками, с лицами, покрытыми татуировками или раскрашенными под тигров, демонов и насекомых; пятнистые, полосатые, узорчатые морды. Глупые дети играют в глупые детские игры. Беглецы, шпана, парии, отбросы, сорванцы, шизики, гомосексуалисты и визионеры. Актеры в театре войны. Дайте мне тысячу таких, как Гастино, и я разотру Квинсану в тонкую пыль.

Лица двух пленных казались знакомыми. Она пытался припомнить, кого они ей напоминают, пока младший лейтенант Эстрамадура освобождал их от рюкзаков, одежды и остатков достоинства, чтобы запереть в бамбуковом загоне. Доклад Эстрамадуры звучал смехотворно. Неужели мальчики не имеют ни глаз, ни ушей? Суть его рассказа сводилась к следующему: «явились, как с неба свалились». Человек без ушей и глаз недолго протянет в лесной войне. Она обыскала одежду пленных. Белая роба Гастино не содержала никаких подсказок, остальные носили форму Компании, хотя и довольно качественную. В карманах ничего не было, за исключением бумажных салфеток, пыли и маленького шарика серебряной фольги.

Прежде чем перейти к рюкзакам, она бросила младшему лейтенанту Эстрамадуре:

— Их имена?

— А. Забыл спросить.

— Так иди и спроси.

С красным от унижения лицом под сине–желтыми тигриными полосами он направился вниз с холма, к загонам.

Долго он не протянет. Совсем никакого соображения.

Он вернулся через минуту.

— Мадам, их зовут…

— Манделла. — Она указала на переплетенную в кожу книгу, лежащую перед ней на земле. — Младший сын Лимаала Манделлы.

— Раэл–младший, мадам.

— Так.

— Остальные двое…

— Галлацелли. Севриано и Батисто. Вот почему их лица были мне знакомы. Когда я их видела последний раз, им было два года.

— Мадам.

— Я хочу с ними поговорить. Приведи их сюда. И верни им одежду. Голые мужчины — жалкое зрелище.

Когда младший лейтенант Эстрамадура ушел, Арни Тенебра пробежалась пальцами по нежному пушку на голове — короткие, навязчивые, маниакальные движения. Манделла. Галлацелли. Квинсана. Алимантандо, спрятавшийся под обложкой. Было ли в том, что она никак, никак, никак не может скрыться от них, божественное провидение? Не плыло ли все население Дороги Отчаяния по миру, как эдакое хищное облако, ища схватить ее и вернуть в состояние позора и скуки? Какое преступление она совершила, что прошлое завещало приведение приговора в исполнение все новым и новым поколениям; разве желать увидеть свое имя написанным на небесах — настолько гнусно? Она поиграла с мыслью о быстром, тихом, анонимном расстреле. Она отмела ее. Невозможно. Эта встреча была Космической Предопределенностью. Она случалась раньше, случилась теперь и случится снова.

Она внимательно рассмотрела их, брошенных на колени по ту сторону очага, моргающих и щурящихся в задымленной хижине. Стало быть, это ее внучатый племянник. Она видела, что они вглядываются в нее, но не могут разглядеть — со спины ее подсвечивали солнечные лучи, пробивающиеся через бамбуковые жерди. Жан–Мишель Гастино открыл рот, собираясь произнести речь.

— Спокойно, почтенный старец. Я знаю, кто вы. Мне известно имя Манделла, и имя Галлацелли тоже известно мне.

— Кто вы такая? — спросил Раэл–младший. Он храбр. Это хорошо.