День стоял ясный и теплый, чистое небо висело над домами, как выстиранная подсиненная простыня; нынче была получка, и значит наступило время для традиционной послеобеденной прогулки в банк.
– Излишне говорить, старина, что все останется строго «антр ну»[27]
, – балаболил Ордуэй. – Ни к чему, чтобы в конторе пронюхали. Когда собираешься известить Бэнди?– Недели за две. Вообще-то, я еще не думал.
Пригревало солнышко. В предыдущие дни было жарковато, а сейчас самое то. В прохладных мраморных глубинах банка, где музыкальная система наигрывала «Каникулы для струнных»[28]
, Фрэнк представил, что он в последний раз стоит в очереди и, ощупывая в кармане чек, медленно продвигается к одному из десяти кассовых окошек, которые дважды в месяц на время обеда резервировались за сотрудниками фирмы «Нокс».– Видела бы ты нас, когда мы шаркаем к этим чертовым окошкам, – рассказывал он Эйприл. – Точно приплод поросят, ждущих свободной титьки. Конечно, мы хорошо воспитанные, культурные поросятки: ведем себя вежливо и стараемся особо не пихаться; на подходе к кормушке каждый достает чек и прячет его в ладошке – мол, так, простая бумажка. Понимаешь, очень важно выглядеть небрежным, но главная задача – чтобы никто не увидел, сколько ты получаешь. Тьфу!
– Мужчины, не желаете прошвырнуться? – раздался над ухом знакомый голос.
Приглашение к пищеварительной прогулке вокруг квартала исходило от Винса Лэтропа, который в компании с Эдом Смолом и Сидом Роску засовывал в карманы расчетную книжку с бумажником и одновременно присасывал языком, извлекая из зубных дупел остатки обеда, поданного в «жутком месте».
Фрэнк опять представил, что он в последний раз участвует в променаде разомлевшего от солнышка конторского люда, что в последний раз приближение его начищенных ботинок заставит испуганных голубей вперевалку броситься с заплеванного, усыпанного арахисовой скорлупой тротуара, а потом захлопать серебристо-черными крыльями и кругами подняться над башнями домов.
Освободившись от секрета, он чувствовал себя гораздо лучше. Приятели-трепачи уже казались далекими. Вскоре он распрощается с Ордуэем, Лэтропом, суетливым коротышкой Эдом Смолом и высокомерным занудой Сидом Роску, а через год с трудом припомнит их имена. Самое приятное, что теперь можно на них не злиться. В сущности, они неплохие ребята. Фрэнк рассмеялся несмешному анекдоту Ордуэя, а потом вся их взбодренная солнцем пятерка обхватила друг друга за плечи и, перекрывая тротуар, враскачку зашагала к конторе, словно бесшабашные солдаты в увольнении (Какого взвода, приятель? Стимулирование сбыта, пятнадцатый этаж, Счетные машины Нокс).
«Прощайте, прощайте, – говорил про себя Фрэнк болтливым стенографисткам, нагруженным пакетами из дешевого магазина, и кучке хамоватых молодых клерков без пиджаков, которые, привалившись к стене у входа, вовсю дымили сигаретами. – Прощай, вся милая свора, я уезжаю».
Изумительное ощущение свободы длилось до тех пор, пока унылое дребезжанье зуммера не возвестило, что Фрэнка вызывают в кабинку Бэнди.
Тэд Бэнди был затворник и в хорошую погоду всегда выглядел плохо. Казалось, его тощее бледное тело специально создано для минимальных требований жесткого двубортного делового костюма, а худое землистое лицо размякает лишь зимой, когда в конторе закрыты все окна. Однажды его назначили сопровождать группу продавцов, награжденных поездкой на Бермуды, и потом «Вести Нокса» поместили фотографию всей ухмыляющейся компании, которая в плавках выстроилась на пляже. Роску втихаря увеличил ту часть снимка, где Бэнди, с обеих сторон придавленный двумя волосатыми лапищами, изо всех сил старался улыбнуться, и сей фрагмент тайно циркулировал по кабинкам пятнадцатого этажа, обитатели которых единодушно утверждали, что в жизни не видели ничего смешнее.
Сейчас лицо Бэнди напоминало тот снимок, и поначалу Фрэнк решил, что виной всему сквозивший из окна июньский ветерок, который смешно раскидал длинные пряди, зачесанные поперек начальнической лысины. Но потом встрепенулся и сам, когда понял, что главная причина тревоги – редкий визит высокого гостя.
– Фрэнк, вы, конечно, знаете Барта Поллока. – Бэнди встал и, смущенно кивнув, добавил: – Барт, познакомьтесь – Фрэнк Уилер.
Правая рука Фрэнка утонула в теплой хватке массивной фигуры, облаченной в коричневый габардин и увенчанной загорелым улыбающимся лицом.
– Кажется, официально мы еще не представлены друг другу, – произнес голос, столь низкий, что на трибуне задребезжали графин со стаканом. – Рад познакомиться, Фрэнк.