– Конечно насовсем. Лучше, чем выбрасывать, правда?
– Ладно. – Дженифер помолчала. – Я знаю, что я сделаю. Отдам Маделине домик, жирафа, коляску, мишку, трех пасхальных кроликов и…
– Я же сказала: только большие игрушки, ты что, не понимаешь? Ведь только что сказала. Почему ты не слушаешь? – Голос Эйприл раздраженно взвился. Она вздохнула. – Слушай, иди-ка поиграй во дворе с Майклом.
– Не хочется.
– А мне не хочется по десять раз говорить одно и то же, если одна глупая надоеда не слушает маму. Вот так вот.
Фрэнк облегченно вздохнул, когда они смолкли. Он лежал на диване и пытался прочесть введение учебника французского языка, который купил вместо «Освежителя», но из-за женской болтовни никак не мог одолеть первый абзац.
Через полчаса тишины, лишь изредка нарушаемой стрекотом швейной машинки, обеспокоенный Фрэнк приподнял голову и увидел, что Дженифер нет.
– Куда она подевалась?
– Наверное, во дворе с Майклом.
– Нет, она не выходила.
Вместе они отправились в детскую, где и нашли дочь, которая, глядя в пустоту, лежала на кровати и сосала большой палец.
Присев на край постели, Эйприл потрогала прохладный лоб девочки и погладила ее по волосам.
– Что случилось, маленькая? – Голос ее был мягок. – Расскажи маме, в чем дело.
Глаза Фрэнка, стоявшего в дверях, сделались такими же круглыми, как глаза Дженифер. Потом отец с дочерью одновременно сглотнули, только девочка сначала вынула изо рта палец.
– Ни в чем, – сказала она.
Эйприл придержала ее руку, не давая ей вернуться к губам, потом разжала дочкин кулак и увидела, что указательный палец туго обмотан зеленой ниткой. Эйприл начала ее разматывать; кончик пальца уже посинел, а влажная кожа под ниткой стала морщинистой и бескровной.
– Все из-за Франции? – спросила она, возясь с ниткой. – Ты из-за этого расстроилась?
Когда палец освободился от нитки, Дженифер чуть заметно кивнула и, неуклюже уткнувшись в материнские колени, заплакала.
– Ну так я и думала. Бедненькая ты моя. – Эйприл гладила ее по плечу. – Послушай меня, детка. Расстраиваться вовсе не нужно.
Дженифер уже не могла остановиться и захлюпала пуще.
– Помнишь, как мы сюда переехали? Как было грустно расставаться с парком и прочим? С подругами по детскому саду. А что было потом? И недели не прошло, как к нам пришли Маделина с мамой, затем ты познакомилась с Дорис Дональдсон и мальчиками Кэмпбеллов, а потом ты пошла в садик, там появились новые друзья, и грусти как не бывало. Вот увидишь, то же самое будет во Франции.
Дженифер подняла зареванную мордашку и, поборов судорожные всхлипы, спросила:
– А мы туда надолго уедем?
– Да. Но ты не переживай.
– На веки вечные?
– Ну, может, и не на веки вечные, но жить там будем долго. Не нужно так расстраиваться, милая. Наверное, все потому, что в такой чудесный день ты сидишь дома. Правда? Давай умоемся, и ты сбегаешь во двор, узнаешь, что там делает Майкл. Хорошо?
Дочь ушла; Фрэнк облокотился на стул Эйприл, которая опять села к машинке.
– М-да, меня прям шандарахнуло, – сказал он. – А тебя?
– Что ты имеешь в виду? – не оборачиваясь, спросила Эйприл.
– Сам не знаю. Просто вся наша затея кажется жуткой безрассудностью, если взглянуть с позиции детей. Согласись, им будет очень тяжело.
– Ничего, переживут.
– Ну да, «переживут». – Фрэнк намеренно придал слову безжалостный оттенок. – Можно их подсечь, пусть грохнутся и сломают руки – ничего, переживут. Дело не в этом, а в том…
– Погоди, Фрэнк. – На лице Эйприл появилась неприятная усмешка, взгляд стал жестким. – Ты предлагаешь все отменить?
– Нет! – Фрэнк зашагал по комнате. – Разумеется, нет. – Несмотря на все раздражение, он обрадовался возможности поговорить, а не лежать на диване, в притворной сосредоточенности вперившись в учебник. – Нет, конечно. Чего ты начинаешь…
– Ну если нет, тогда я не вижу смысла это обсуждать. Нужно только решить, кто у нас главный, и соответственно этому поступать. Если главные – дети, тогда нужно делать то, что, с их точки зрения, лучше, – то есть оставаться здесь до самой смерти. Или же…
– Погоди, я вовсе не говорил…
– Нет уж, теперь ты погоди. Или же главные мы, как, на мой взгляд, и должно быть. Хотя бы потому, что мы почти на четверть века старше. Тогда мы уезжаем. Что подразумевает: надо сделать все возможное, чтобы дети перенесли это как можно легче.
– Так о чем я и говорю! – Фрэнк всплеснул руками. – Чего ты завелась-то? Сделать переезд максимально легким – именно это я и хочу сказать.
– Вот и хорошо. Я считаю, мы делаем все, что в наших силах, и будем делать, пока они не обвыкнутся. И я не вижу смысла хвататься за голову, причитать, какие они бедненькие, и заводить разговоры о подножках и переломанных руках. Если честно, все это паршивое сюсюканье, и лучше бы ты его прекратил.
Впервые за долгие недели они чуть не поссорились и потому весь остаток дня были напряжены и неестественно вежливы, а в постели повернулись друг к другу спиной. Утром под дробь дождя они проснулись с неприятным сознанием того, что нынче воскресенье и предстоит встреча с Джоном Гивингсом.