Дорога перемен

– Нет-нет, пожалуйста, не беспокойтесь, – вскинулась миссис Гивингс. – Все чудесно, не утруждайтесь. И вообще, мы через минуту…

– Мам, окажи всем любезность, – перебил Джон. – Заткнись ненадолго. Спасибо, я выпью хереса. И предкам несите, я оприходую порцию Хелен, если она раньше не заглотнет. Да, и знаете что… – Умное выражение слетело с его лица, когда он, оставаясь на корточках, выкинул вперед руку, точно бейсбольный тренер, отдающий указание игрокам. – У вас есть высокие стаканы для виски? Значит, вот что: берете высокий стакан, кидаете пару-тройку кубиков льда и доверху наливаете хересом. Я люблю так.

Миссис Гивингс, напряженная, точно свернувшаяся кольцами змея, шевельнулась на краешке дивана, прикрыла глаза и попросила у Бога смерти. Херес в высоком стакане! Кепка на книжной полке! А его одежда? Сколько раз она привозила ему хорошие рубашки и брюки, чудесный старый твидовый пиджак с кожаными нашлепками на локтях, кашемировый свитер, но он упрямо ходит в больничном. Назло. А его вопиющая грубость! Почему в такие моменты от Говарда никакого толка? Сидит себе в углу, улыбается и моргает, точно старый… Ну помоги же!

– Чудесно, Эйприл, большое спасибо, – сказала она, неверной рукой принимая стакан с подноса. – А какая закуска, ну надо же! – В наигранном изумлении миссис Гивингс отпрянула от блюда с канапе – утреннего произведения Эйприл. – Не стоило так из-за нас беспокоиться.

Джон сделал два глотка, поставил бокал на полку и до конца визита к нему больше не притронулся, однако сметелил половину бутербродов. Он прожорливо заглатывал по три-четыре штуки сразу и громко сопел. Миссис Гивингс удалось взять слово, и пару минут она говорила так, чтобы одно предложение перетекало в другое, исключая возможность ее перебить. Она пыталась заболтать кошмар ситуации. Вы слышали о недавних постановлениях комиссии по зонированию? На ее взгляд, они возмутительны, однако, безусловно, позволят снизить налоговую ставку, что всегда во благо…

Во время ее монолога Говард вяло покусывал бутерброд и бдительно следил за каждым движением сына; он походил на добрую старую няньку, в парке стерегущую дите, чтоб не напроказило.

Джон искоса наблюдал за матерью, но, проглотив последний кусок, перебил ее посреди фразы:

– Вы юрист, Фрэнк?

– Юрист? Нет, с чего вы взяли?

– Просто спросил. Юрист бы мне пригодился. А чем вы занимаетесь? Реклама или что?

– Нет, я работаю в фирме «Счетные машины Нокс».

– И чего делаете? Конструируете, изготавливаете, продаете или чините – что?

– Ну вроде как помогаем продать. Я не имею дела с самими аппаратами, сижу в конторе. Работа дурацкая. В смысле, ничего интересного и увлекательного.

– Интересного? – Слово будто задело Джона. – Вас волнует, «интересная» работа или нет? Я думал, это женский подход. Женский и детский. Не предполагал, что у вас такая же оценка.

– Ой, солнышко выглянуло! – воскликнула миссис Гивингс. Она подскочила к венецианскому окну и посмотрела на улицу, но спина ее оставалась напряженной. – Может, радуга будет? Вот бы хорошо!

От раздражения у Фрэнка закололо в загривке.

– Я имел в виду, что работа мне не нравится и никогда не нравилась, – пояснил он.

– Чего ж вы этим занимаетесь? Ладно, ладно… – Джон понурился и вяло вскинул руку, словно безнадежно пытаясь защититься от избиения батогами. – Я понимаю, не мое собачье дело. Старушка Хелен называет это «бестактность, дорогой». Беда со мной, вечно чего-нибудь ляпну. Забудьте мой вопрос. Хочешь содержать дом, ступай работать. Вы хотите иметь славный дом, милый дом и потому беретесь за работу, которая не нравится. Здорово. Девяносто восемь и девять десятых процента людей так же решают эту проблему, и поверьте, дружище, вам нечего стыдиться. А если кто-нибудь припрется и спросит: «Чего ж вы этим занимаетесь?» – будьте уверены, это придурок, которого на четыре часа выпустили из психушки. Все путем. Все путем, Хелен?

– Ой, смотрите, радуга! Нет… показалось… но такое прелестное солнышко! Может быть, все вместе прогуляемся?

– Вообще-то, вы все точно обозначили, Джон, – сказал Фрэнк. – Я абсолютно с вами согласен. Мы с женой оба согласны. Вот почему осенью я ухожу с работы, и вот отчего мы уезжаем.

Джон недоверчиво переводил взгляд с Фрэнка на Эйприл и обратно.

– Вот как? Уезжаете? Погодите, она ведь что-то говорила… Вы уезжаете в Европу, да? Ага, вспомнил! Она еще удивлялась и сказала «очень странно». – Внезапно Джон заржал так, что, казалось, рухнет дом. – Ну что, мам? Все еще «очень странно»? А?

– Тихо, тихо! – из угла подал голос мистер Гивингс. – Успокойся, сынок.

Джон не обратил на него внимания.

– Вон оно как! – орал он. – Готов спорить, весь этот разговор кажется тебе очень и очень странным, да, мам?

Все уже так привыкли к веселому щебету миссис Гивингс, что слегка оторопели, услышав ее напряженный, булькающий шепот.

– Пожалуйста, прекрати, Джон, – прошипела она, глядя в венецианское окно.