Дорога перемен

– Да-да, – кивала Эйприл. – Сейчас… Дон Уинслоу!

– Точно! Дон Уинслоу, морфлот Соединенных Штатов!

Тема была слегка неожиданной, но собеседники явно получали от нее удовольствие; их легкий ностальгический смех, вкус золотистого хереса и золотистые солнечные зайчики на стенах, живые тени листвы и веток, потревоженных ветерком, наполняли душу радостью.

– Все было так чудесно! – сказала миссис Гивингс, когда настало время уходить.

На секунду она испугалась, что Джон окрысится и скажет какую-нибудь гадость, но тот смолчал. Он долго жал Фрэнку руку, а потом на аллее компания распрощалась, хором сожалея о краткости встречи, желая друг другу всего хорошего и обещая скоро увидеться вновь.

– Ты был великолепен, – сказала Эйприл, когда машина Гивингсов скрылась из виду. – Как ты с ним управился! Не представляю, что бы я без тебя делала.

Фрэнк потянулся к бутылке с хересом, но передумал и достал виски. Нынче он заслужил.

– Я не старался с ним «управиться». Просто воспринимал его как обычного человека, только и всего.

– Так я об этом и говорю, это и было великолепно. Я бы стала вести себя на манер Хелен – как со зверем в зоопарке или что-нибудь в этом роде. Удивительно, что без нее он выглядит гораздо нормальнее, правда? Вообще-то, он симпатичный, да? И умный. Некоторые его мысли просто замечательные.

– Угу.

– Кажется, он одобрил наше решение, а? Как он здорово сказал о «мужчинах» и «женщинах». Знаешь, Фрэнк, по-моему, он первый человек, который понял, чего мы хотим.

– Верно. – Фрэнк сделал большой глоток, глядя на заходящее солнце. – Наверное, это означает, что мы такие же сумасшедшие.

Эйприл сзади обняла его и прижалась лицом к его спине.

– Мне все равно. А тебе?

– Мне тоже.

Однако в душе Фрэнка возникло гнетущее чувство, которое не объяснялось лишь обычной воскресной грустью. Странный, суматошный день закончился, и в его угасающем свете стало ясно, что он был лишь короткой передышкой в напряжении, которое томило всю неделю. Несмотря на ободряющее объятье жены, сейчас оно возвращалось и душу сжимало тяжелое предчувствие какой-то неотвратимой, неизбежной потери.

Постепенно он понял, что Эйприл чувствует то же самое: ее неловкое объятье пыталось быть естественным, словно она знала, что так полагается, и очень старалась соответствовать требованиям. Они еще долго так стояли.

– Не хочется завтра на работу, – сказал Фрэнк.

– Ну и не ходи. Оставайся дома.

– Нельзя. Надо идти.

6

– Нет, Тэд Бэнди славный малый и хороший начальник отдела, – говорил Барт Поллок, резво шагая по улице. – Но знаете что… – Он улыбнулся, через габардиновое плечо глянув на внимательно слушавшего Фрэнка. – Я на него слегка сердит за то, что все эти годы он держал вас под спудом.

– Я бы этого не сказал, мистер… Барт. – Фрэнк чувствовал, как его лицо съеживается в смущенной улыбке. – Но все равно спасибо.

(«А что еще я мог ответить? – вечером объяснит он Эйприл. – Что тут скажешь-то?») Приноравливаясь к широкой поступи спутника, он понимал, что семенящие шажки и суетливые движения, какими он заправлял в пиджак вылезавший галстук, создают ему образ мелкой сошки.

– Заведение устраивает?

Широким жестом Поллок пригласил его в вестибюль большого отеля и затем провел в ресторан, где беззвучно шныряли официанты с тяжелыми подносами, а сквозь звяканье ножей и вилок пульсировал жаргон управленцев. Когда сели за столик, Фрэнк глотнул ледяной воды и, оглядев зал, подумал: не здесь ли проходил тот обед – трапеза – с мистером Оутом Филдсом? Точно не скажешь, в округе не один такой отель, но это вполне вероятно, и тогда совпадение весьма забавно. «Нет, ты подумай! – вечером скажет он Эйприл. – Тот самый зал. Те же пальмы в кадках, те же вазочки со щипцами для устриц… прямо как во сне. Я чувствовал себя десятилетним мальчиком».

Сидя общаться было легче. Поллок казался менее высоким, а Фрэнк мог спрятать руки под стол, ибо пытался оторвать заусенец у ногтя большого пальца. Говорил Поллок. Фрэнк женат? Дети есть? Где живет? Что ж, с детьми разумно жить в пригороде, но не тяжело ли ежедневно мотаться на поезде? Все это очень напоминало вопросы Оута Филдса о школе и бейсболе.

– Знаете, что больше всего меня впечатлило в вашей работе? – Поллок прихлебнул мартини; казалось, рюмка вот-вот хрустнет в его руке. – Логика и ясность. Все по пунктам, все на своих местах. Никакой книжности, живая человеческая речь.

Фрэнк потупился.

– По правде, так и было. Я наговаривал текст на диктофон. Вообще-то, все вышло почти случайно. Понимаете, наш отдел не занимается выпуском подобных брошюр, это работа агентства. Мы отвечаем лишь за распространение.

Поллок кивнул, посасывая смоченную в джине оливку.