Шеп выдохнул и привалился к спинке сиденья. Она не хочет разговаривать ни с ним, ни с кем-то еще. Ей нужно выговориться и получить облегчение в роли тоскующей, заезженной судьбой личности, а он выбран слушателем. Никто не ждет, чтобы он участвовал в диалоге и делился мыслями, ему отведена немая роль большого надежного старины Шепа, пока не уедут придурки, а она вдосталь не насладится звуком собственного голоса. Потом он отвезет ее домой, и по дороге она выдаст еще пару глубокомысленных изречений, а на прощанье по-сестрински чмокнет его в щеку, прежде чем выскользнуть из машины и, хлопнув дверцей, отправиться в постель к Фрэнку Уилеру. А чего еще он ждал? Повзрослеет он когда-нибудь или нет, мать его за ногу?
– Шеп! – Ее узкие прохладные ладони накрыли его руку, лицо озарилось шаловливой улыбкой. – Давай это сделаем, а?
Он чуть не грохнулся в обморок.
– Что – это?
– Сбацаем джиттербаг. Пошли!
Стив Ковик подбирался к кульминации вечера. Близилось время закрытия, публика почти разошлась, управляющий подсчитывал выручку, и Стив не хуже всякого героя голливудского фильма знал, что наступает его звездный час.
Вообще-то, Шеп никогда не учился танцам, а уж таким и подавно, но не было на свете силы, которая сейчас смогла бы его удержать. В центре зала он вертелся, неуклюже подпрыгивал и шаркал ногами, не сопротивляясь колдовскому головокружительному вращению шума, чада и огней, ибо теперь был абсолютно уверен, что все получится. До конца жизни он уже не увидит ничего прекраснее, чем движение ее бедер, когда в пируэте она отлетала на длину их сомкнутых рук, чуть приседала и вновь закручивалась в его объятие. Да посмотрите же на нее! – пело его сердце. – Взгляните! Взгляните! Он знал: сейчас музыка закончится, она рассмеется и упадет ему на грудь. Так и произошло. Он знал: сейчас они пойдут к бару, выпьют и она позволит его руке оставаться на ее талии. И снова все так и было. Точно злоумышленники, они негромко переговаривались, но теперь он не думал о том, что сказать. Какая разница? Разве дело в словах? Шепа захлестывали безумные планы. Перед внутренним взором возник мотель: в тусклом свете дощатой конторки он заполняет гостевую карточку («Спасибо, сэр. С вас шесть пятьдесят, двенадцатый номер…»), а Эйприл ждет в машине. Невероятно четкую картинку уединенной комнаты с кленовой мебелью и ждущей двуспальной кроватью перебила тревожная мысль: разве можно такую девушку вести в мотель? А почему нет? Кроме того, есть и другие варианты. Вокруг целые мили деревенских просторов, ночь теплая, в машине есть старое армейское пончо; в холмах можно отыскать укромный лужок и устроить постель под звездами.
Все началось на темной стоянке, ярдах в десяти от ступеней в красно-синих бликах. Шеп развернул ее к себе и прижал к крылу чьей-то машины; ее потрескавшиеся губы раскрылись навстречу его губам, ее руки обвили его шею. На секунду оба отпрянули друг от друга и вновь слились, а затем, спотыкаясь и покачиваясь, по опустевшей стоянке зашагали к одинокому «понтиаку», на хромированном бампере которого мерцали отблески звезд, выглядывавших сквозь темный шепот деревьев. Шеп усадил ее в машину и, будничной, не вызывающей подозрений походкой обогнув капот, подошел к месту водителя. Едва он захлопнул дверцу, как вновь оказался во власти ее рук и губ, в смятении осязания и вкуса; пальцы его волшебным образом справились с ее застежками, ладонь ощутила вздымающуюся грудь.
– Эйприл… Боже, я… Эйприл…
За собственным шумным дыханием они не слышали ни стрекота кузнечиков, ни гула машин на шоссе № 12, ни отдаленного визгливого женского смеха, растаявшего в звуках саксофона, пианино и барабанов.
– Милая, подожди… Давай куда-нибудь поедем… надо отсюда убраться…
– Нет. Пожалуйста, – прошептала она. – Здесь. Сейчас. На заднем сиденье.
Там все и произошло. В темной тесноте, пропитанной запахами бензина, детских бот и автомобильной обивки, под аккомпанемент финального соло Стива Ковика, который волнами доносил ветерок, Шеп Кэмпбелл наконец-то осуществил свои дерзновенные мечты.
– Эйприл… – проговорил он, после того как иссяк и, нежно ее покинув, опустил с плеч ее ноги, после того как помог ей, маленькой и одинокой, улечься на сиденье и подложил ей под голову свой свернутый пиджак, после того как сам неловко скорчился на полу, не выпуская ее рук. – Эйприл… Все это не просто так… послушай… я этого давно хотел… я люблю тебя…
– Не надо. Молчи.
– Это правда. Я давно тебя люблю. Я говорю это не потому… знаешь…
– Пожалуйста, Шеп. Давай просто помолчим, а потом ты отвезешь меня домой.
Мысль, которую весь вечер он упорно гнал, но которая мелькнула даже в пылу желания, хоть не стала помехой, теперь вновь слегка оглушила, навалившись моральным грузом: она же беременна.
– Ладно, – сказал Шеп. – Я все помню. – Высвободив одну руку, он крепко потер лицо и вздохнул: – Наверное, ты считаешь меня идиотом.
– Дело не в том, Шеп.
В темноте он угадывал ее лицо, но не мог прочесть его выражения, если оно вообще хоть что-нибудь выражало.
– Дело не в том. Честное слово. Просто я тебя не знаю.