Дорога перемен

В принципе, обстановка не имела значения, главное – сам разговор, который должен быть определенным и окончательным. Уже в сотый раз он напоминал себе, что извиняться ему не за что. Противно вспомнить, сколько сил понапрасну истрачено во всяких самоуничижительных просьбах о прощении. Что бы там ни уготовила жизнь, отныне больше никаких извинений.

– Простите, вы мистер Уилер? – окликнул его женский голос.

От тротуарной бровки к нему шла девушка с чемоданчиком, и по ее хищной улыбке Фрэнк сразу понял, кто она. Его застигли в момент, когда он уже занес ногу на розовые ступени дома Морин.

– Я Норма Таунсенд, подруга Морин. Не могли бы мы переговорить?

– Конечно. – Фрэнк не двинулся с места. – Чем могу служить?

– Не здесь же.

Норма чуть склонила голову набок, словно увещевая капризного ребенка, и направилась к маленькой претенциозной кофейне, что была по соседству. Фрэнку ничего не оставалось, как последовать за ней, но свою покорность он возместил критическим взглядом на ее тугую подрагивающую задницу. Кряжистая девица двигалась с утиной перевалкой, но была в модном обтягивающем платье «чехол», невзирая на то, что оно подчеркивало ее широкую кость и мускулистость, и оставляла шлейф духов, которые в «Лорд и Тейлор»[44] рекламируют как «загадочные и возбуждающие».

– Я вас долго не задержу, – пообещала она, после того как, приземлившись за угловой столик с мраморной столешницей, поставила к ногам чемоданчик, заказала сладкий вермут и произвела серию щелчков, шлепков и рысканий, чтобы из замысловатой сумочки достать пачку сигарет. – Времени только на аперитив, а потом надо бежать. На две недели отбываю на Кейп. Морин хотела ехать со мной, но передумала. Собирается провести весь отпуск здесь, о чем, полагаю, вам известно. Я об этом узнала только вчера, и теперь мне будет неловко перед друзьями, которые нас ждут. Может, что-нибудь выпьете?

– Спасибо, нет.

Надо признать, она миловидна, думал Фрэнк. Вот еще распустила бы волосы, вместо того чтобы зализывать их назад, да маленько похудела на лицо… Нет, этого мало. Надо еще отучиться шевелить бровями и говорить фразы вроде «времени только на аперитив» и «отбываю на Кейп[45]».

– Я очень сердита на нее, – продолжила Норма. – Выкрутасы с отпуском – лишь последнее в длинной череде ее глупостей, но это так, к слову. Главное же в том… – она царапнула Фрэнка взглядом, – что я очень за нее беспокоюсь. Я знаю ее давно и, полагаю, лучше вас, мистер Уилер. Морин – беззащитный, милый ребенок, которому черт-те что пришлось пережить. Сейчас она нуждается в наставнике и друге. И потому – вы уж извините мою прямоту – ей вовсе ни к чему впутываться в бессмысленную связь с женатым мужчиной. Учтите, я… не перебивайте, пожалуйста… я не собираюсь читать мораль. Желательно, чтобы мы все обсудили как цивилизованные, взрослые люди. Боюсь, придется начать с неудобного вопроса. Морин вбила себе в голову, что вы ее любите. Так ли?

Она сама напросилась на классический ответ, и Фрэнк не преминул им воспользоваться:

– Боюсь, это не ваше собачье дело.

Норма откинулась на стуле, спокойно и задумчиво усмехнулась и, выпустив из ноздрей струйки дыма, наманикюренными ногтями мизинца и большого пальца сняла с губы табачинку. Ну прямо Барт Поллок – «Давайте проверим, насколько я разбираюсь в людях». Хотелось перегнуться через стол и удавить ее.

– Пожалуй, вы мне нравитесь, Фрэнк, – наконец сказала она. – Можно вас так называть? Мне даже нравится, что вы злитесь, это говорит о вашей честности. – Норма вновь подалась вперед, кокетливо отхлебнула из бокала и оперлась локтем о стол. – Послушайте, Фрэнк, давайте постараемся понять друг друга. Вы кажетесь хорошим, серьезным парнем, в Коннектикуте вас ждут милая женушка и пара славных ребятишек, и вы просто вляпались в ситуацию, которая по-человечески очень понятна. Все так, если коротко?

– Нет, – ответил Фрэнк. – И близко не лежало. Можно, теперь я попробую?

– Валяйте.

– Валяю. Вы кажетесь назойливой, беспардонной бабой. Возможно, вы скрытая лесбиянка… – он бросил на стол доллар, – и, вне всяких сомнений, чудовищная зануда. Приятного отпуска.

В четыре стремительных шага, чуть не сбив с ног бабистого официанта с подносом, полным крохотных чашек, Фрэнк вышел на улицу. На пути к ступеням из розового камня он думал, что разрыдается от смеха, рвущегося из груди, – видел бы кто ее рожу! – но в вестибюле, где он привалился к ряду сверкающих латунью почтовых ящиков, вместо гомерического хохота из него неудержимыми спазмами выплеснулось лишь горловое придушенное хихиканье, от которого заболело подвздошье. Фрэнк задохнулся.