Дорога превращений. Суфийские притчи

Согласно смыслу притчи, «царь» – это Бог, «сокол» – суфийский мастер, «царская охота» – осуществление духовного спасения людей путем «выхватывания» их из «животной жизни», после которого они уже принадлежат Богу – «достаются царю» (ибо воскрешение души к новой жизни предполагает ее смерть по отношению к прежней – ср. в Новом Завете: «Мы умерли для греха...» – Римл. 6, 2). Мастер – мистик, обладающий безошибочной духовной интуицией, и только он бывает способен «проложить путь» Божественному Свету к той или иной душе («направить охоту царя») и, благодаря этому, привлечь в мир новое излияние благодати. Таким образом, миссия каждого истинного суфийского мастера уникальна, проявляясь в конкретное время, в данном месте и должным образом («за мной все следуют»). И, хотя классический суфизм отрицает реальность полного слияния Божественной природы ( Лахут) с человеческой ( насут), однако утверждает возможность проявления первой посредством второй: «Хотя ничтожен я, а он – могуч, // Во мне – его неугасимый луч!..».

М. Х.

Сокол среди сов

Раз царский сокол залетел в пещеру,
И стая сов встревожилась не в меру.

Она с волненьем, завистью и злобой

Кружилась над придворною особой:

«Что сокол делать здесь предполагает?

Уж не на наш ли дом он посягает?!»

А сокол: «Вы волнуетесь напрасно:

Мое жилище прежнее прекрасно,

Я ни за что в пещере не останусь,

Еще немного – с вами я расстанусь

И возвращусь – услышьте эту весть —

К царю, чтоб на его руке воссесть!»

Решили совы: «Это слово ложно!

Быть в царской свите птице невозможно,

Он мелет чепуху, болтает зря:

Ну, чем сумел бы он прельстить царя,

Или каким родством с ним обладает?!

Нет, сокол сей за нами наблюдает,

Чтоб, усыпив нас баснями, напасть —

И захватить над домом нашим власть!..»

А сокол: «Я бросаюсь за добычей,

Когда выходит царь во всем величье

На царскую охоту, и за мной

Все следуют, как звуки за струной!

Как луч, летящий сквозь небес покров,

Я на добычу кинуться готов!

Мне, хоть я ростом мал и очень юн,

Завидует сам вещий Гамаюн.

И царь, меня хранящий мощной дланью,

Вам не отдаст меня на растерзанье:

Хотя ничтожен я, а он – могуч,

Во мне – его неугасимый луч!..»

Царский слуга

Молитвенный экстаз истинного мистика («от любви сознание терял») позволяет ему невербально донести до Бога («шаха») «все просьбы и прошенья» других людей. Молитвы же тех, кто неспособен достигнуть прямого общения с Создателем, нередко «не доходят» до Него. Такие люди могут обладать высоким авторитетом в глазах верующих, но в действительности ими часто движет не любовь к Богу, а только боязнь («перед шахом сильный страх»), и озабочены они исключительно своим благополучием («мысль о собственных делах»).

Д. Щ.

Царский слуга