— Никогда прежде чума спеков не добиралась до Старого Тареса. Неужели можно считать совпадением, что первый случай контакта кадетов со шлюхой спеков привел к эпидемии? Я так не думаю. Городские власти, выславшие балаган с уродами из Старого Тареса, со мной согласны. Те, кто имел дело с заразной шлюхой, виноваты не меньше, чем цирк, который привез ее в город. Их следует наказать за то, что в городе может начаться эпидемия.
— Вот и хорошо, — устало проворчал доктор. — Вы пока придумайте им достойное наказание, а я постараюсь сделать все, чтобы вам было кого наказывать. А сейчас, пожалуйста, покиньте больницу.
— Так просто все это для вас не закончится! — злобно пообещал полковник и, стуча сапогами, вылетел из палаты.
Вскоре я заснул.
План доктора Амикаса закрыть Академию, чтобы чума не проникла в город, был с самого начала обречен. Никакие стены или ворота не могли остановить выпущенного против нас врага. Донесения о случаях заболевания среди жителей столицы множились, начав поступать еще до окончания первого дня после праздника. И хотя по настоянию доктора Амикаса у нас был объявлен карантин, чума начала свое смертоносное шествие по улицам Старого Тареса.
Так же как и в Академии, в столице первыми заболели те, кто в праздничную ночь посетил балаган с уродами. А дальше чума начала быстро распространяться среди ухаживавших за ними родственников. Больше всего посчастливилось людям, решившим отметить Темный Вечер за пределами Старого Тареса, — благодаря моментально разлетевшимся слухам они узнали об эпидемии и не стали возвращаться в город. Так произошло с семьей Горда. А те, кто остался в столице, спешно запирали двери своих домов в надежде, что чума обойдет их стороной. Цирк уродов выслали из города, но спеки к этому моменту успели таинственным образом исчезнуть. Сторожа нашли мертвым — его жестоко убили, вогнав в горло прут.
Через два дня после первой вспышки болезни на Академию обрушилась вторая волна эпидемии. Лазарет был переполнен. Не хватало кроватей, а вскоре стало ясно, что еще и белья, лекарств и санитаров. Доктор и его помощники буквально разрывались на части, ухаживая за кадетами в их спальнях. На помощь городских властей рассчитывать не приходилось, поскольку Старый Тарес не справлялся с собственными больными и врачей катастрофически не хватало.
Конечно, тогда я ничего об этом не знал, поскольку меня сразу же перевели в лазарет, где я и оставался.
— Побольше воды и сна, — таким был первый совет доктора Амикаса.
Нужно отдать ему должное — он был старым солдатом и начал действовать сразу же, не дожидаясь каких-либо приказов. Он поставил верный диагноз и тотчас вступил в отчаянное сражение с болезнью, сжигавшей его молодых пациентов.
Он прекрасно знал, что такое чума спеков, и даже сам переболел ею в легкой форме, когда служил в Геттисе. И старался изо всех сил. Его совет пить побольше воды оказался правильным. Ни одно лекарство не помогало против чумы спеков. Собственный организм — единственное, на что мог рассчитывать больной. Проявления болезни были простыми изматывающими: рвота, понос и регулярные приступы лихорадки. Днем становилось легче, но ночью мучения усиливались десятикратно. Никому из нас не удавалось надолго удержать в желудке пищу и воду. Я лежал на узкой койке, то приходя в сознание, то вновь уплывая в сон.
Мои представления об окружающем мире в те дни были довольно смутными. Иногда я приходил в себя и видел, что палата ярко освещена. В другие моменты вокруг царил полумрак. Я потерял представление о течении времени. Все тело мучительно ныло, в голове пульсировала боль. Меня то сжигал жар, то сотрясал озноб. И еще я постоянно испытывал жажду, сколько бы воды ни пил. Стоило мне открыть глаза, как они начинали болеть от слишком яркого света, если же я их закрывал, то погружался в лихорадочный сон, полный кошмарных видений. Кожа на губах, слизистые оболочки носа, нёбо, язык — все потрескалось. И я никак не мог найти удобное положение в постели.
Попав в лазарет, слева от себя я увидел стонущего Орона. Когда я пришел в сознание в следующий раз, на его месте оказался Спинк. Справа лежал Нейт. Нам всем было так плохо, что мы даже не разговаривали. У меня не нашлось сил, чтобы рассказать им о своем исключении с лишением всех прав и привилегий и о том, что их, скорее всего, тоже отчислят как не сумевших справиться с экзаменами. Так я и дрейфовал от снов, которые казались уж слишком реальными, к кошмарной действительности, состоящей из омерзительных запахов, звуков и непрерывных страданий. Мне снилось, будто я стою перед отцом и он не верит, что я ни в чем не виноват и меня изгнали из Академии совершенно несправедливо. Мне снилось, что меня пришли навестить дядя и кузина, но почему-то у Эпини были изуродованные пальцы женщины-курицы. А когда она подула в свой свисток, он издал кудахтающие звуки.