Дорога сна

— Жюль-Антуан де Труа, — собеседник Бертрана раскланялся, изящно взмахнув своей шляпой, чёрной с чёрным же пером. Вообще весь его костюм был чёрным, но не производил траурного впечатления из-за серебряного шитья и казался даже нарядным. Но не костюм привлёк внимание Леона, а лицо незнакомца — худое и вытянутое, с орлиным носом, с седыми усами и бородкой. Хотя лицо это было покрыто морщинами, волосы Жюля-Антуана, некогда тёмные, теперь поседели, а под глазами набрякли мешки, сами эти светло-серые глаза оставались живыми, ясными и пронзительными, а в худом жилистом теле чувствовалась немалая сила и ловкость.

Пока новый знакомый объяснял, что он путешествует в компании своей племянницы и нескольких слуг, в эти края они приехали совсем недавно и остановились в гостинице — «лучшей, чем можно было ожидать, учитывая в каком забытом Богом месте она находится», Леон внимательно смотрел на него, не боясь показаться неучтивым, вслушивался в хрипловатый голос, негромкий, но явно голос человека, привыкшего, чтобы ему подчинялись, и никак не мог понять: кого же ему напоминает господин де Труа? Кого-то, кого он знал очень мало, но этот человек оставил после себя неизгладимое впечатление. Кого-то, кто был старше его… кто годился ему в отцы…

Раздавшийся поблизости топот копыт сбил Леона с мысли, и он, вскинув голову, встретился взглядом с, пожалуй, самой очаровательной девушкой из всех, что он когда-либо видел.

Если черноволосая и бледная Аврора Лейтон была похожа на луну, мрачно белеющую в темноте беззвёздного неба, то эта девушка, без сомнения, была солнцем, освещавшим омытую ночным дождём землю. Хрупкая и изящная, она была бы похожа на фарфоровую статуэтку, если бы у фарфора мог быть такой оттенок — светло-персиковый. На щеках пылал здоровый румянец, черты незнакомки были мягкими и нежными, точно нарисованными акварелью, серые глаза с едва уловимым оттенком зелёной весенней листвы смотрели слегка удивлённо, а по бокам этого прелестного личика падали прекрасные рыжие локоны, имеющие красноватый оттенок. Довершали картину светло-коричневый костюм для верховой езды и серая в яблоках кобылка, на которой всадница держалась исключительно грациозно.

— Позвольте представить, — Жюль-Антуан с едва уловимой гордостью указал в сторону девушки. — Люсиль де Труа, моя племянница.

Леон и Бертран молча поклонились, впечатлённые красотой девушки, исходящей от ней свежестью и едва заметным сиянием. Люсиль поклонилась в ответ, при этом щёки её сильнее запылали от смущения — похоже, она не привыкла к вниманию мужчин. Дальше все четверо ехали вместе, спокойным шагом. Как-то так само собой получилось, что дядя держался с одной стороны от Бертрана, а племянница — с другой, при этом она оказалась между Бертраном и Леоном.

Бертран громогласно расхваливал местные красоты, кухню и вино, подобного которому не сыскать во всём мире, Жюль-Антуан сдержанно кивал, Люсиль ехала молча, восторженно глядя то на Железную Руку, то на дядю. Иногда она поворачивалась к Леону, ловила его взгляд и каждый раз улыбалась. Улыбка освещала её лицо, делая его ещё более нежным и сияющим, и Леон всякий раз невольно улыбался в ответ. Мысленно же он отчаянно пытался сообразить, кого ему напоминает это ангельское создание (вот у кого поистине ангельская красота!).

Всё дело в волосах, это он понял быстро. Когда-то он знал женщину с такими же огненно-рыжими волосами… хотя в них, пожалуй, не было красного оттенка. Ах, злые причуды памяти! Леон прекрасно представлял вьющиеся рыжие пряди, даже ощущал исходящий от них тонкий и чарующий запах духов, но лицо, фигура, голос и имя незнакомки уходили от него, растворялись, исчезали во тьме. Одно он знал точно — эта рыжеволосая женщина не была ему ни сестрой, ни подругой, не была она и ангелом, сошедшим с небес. Нет, их связывало что-то другое, что-то более мрачное, какая-то тёмная тайна.

За разговором они доехали почти до замка Бертрана. Радушный хозяин предлагал им заехать к нему прямо сейчас, но Жюль-Антуан вежливо отказался, сославшись на то, что племянница недавно переболела и ей вредны долгие прогулки. На взгляд Леона, девушка выглядела вполне здоровой, однако он не стал спорить с де Труа, который и так посматривал на него как-то косо. Бертран, желая на прощание то ли подать новому знакомому руку, то ли отдать честь, взмахнул правой рукой, но поводья запутались вокруг неё, а высвободиться, не имея возможности двигать пальцами, было сложно. Ругаясь сквозь зубы, он попытался сквозь перчатку нащупать рычажки, менявшие положение пальцев.

Леон хотел помочь ему, но Люсиль оказалась проворнее. Лёгким движением ног послав свою кобылку вперёд, она подъехала ближе к Бертрану и быстро распутала поводья, высвободив конечность. При этом пальцы её сквозь перчатку ощутили холодное железо, и глаза девушки испуганно распахнулись.

— Боже, что у вас там, сударь?