Дорога тайн

Хуан Диего вспомнил, как Кларк называл использование презервативов «пропагандой» СПИДа. Кларк, вероятно, перефразировал папу Бенедикта XVI. Разве Бенедикт не говорил, что презервативы «только усугубляют» проблему СПИДа? Или это сказал сам Кларк?

И теперь, поскольку Хуан Диего не ответил на вопрос Кларка о безопасном сексе, якобы решающем все проблемы, Кларк продолжал настаивать на точке зрения Бенедикта:

– Позиция Бенедикта – то есть единственный эффективный способ борьбы с эпидемией – это духовное обновление…

– Кларк! – воскликнул Хуан Диего. – Все «духовное обновление» означает лишь возврат к тем же старым семейным ценностям – гетеросексуальный брак и бессмысленное сексуальное воздержания до брака…

– По-моему, это один из способов замедлить эпидемию, – ехидно заметил Кларк. Он был таким же доктринером, как всегда!

– Между неисполнимыми правилами вашей Церкви и требованиями человеческой природы я выбираю человеческую природу, – сказал Хуан Диего – Обет безбрачия… – начал он.

– Может, после того, как дети и подростки лягут спать, – напомнил Кларк своему бывшему учителю.

Они стояли одни на балконе, в самый канун Нового года; Хуан Диего был уверен, что подростки продержатся на ногах дольше взрослых, но он только лишь и спросил:

– А как ты смотришь на педофилию, Кларк?

– Я так и знал! Я знал, что ты это затронешь! – взволнованно воскликнул Кларк.

В своей рождественской речи в Риме – не прошло и двух недель – папа Бенедикт XVI сказал, что педофилия считалась нормой еще в 1970-х годах. Кларк знал, что подобные заявления бесят Хуана Диего. Теперь, естественно, его бывший учитель взялся за свои старые штучки, цитируя папу, как будто вся католическая теология заслуживала осуждения, поскольку Бенедикт предположил, что нет такой вещи, как абсолютное зло или абсолютное добро.

– Бенедикт сказал, что есть только сравнительно «большее» и «меньшее» зло и добро, – вот что сказал твой папа, – возразил Кларку его бывший учитель.

– Можно напомнить вам, что статистика педофилии вне церкви, среди населения в целом, точно такая же, как и статистика внутри церкви? – спросил Кларк Френч.

– Бенедикт сказал: «Ничто само по себе не является ни злом, ни добром». Он сказал «ничто», Кларк, – уточнил Хуан Диего. – Педофилия – это не ничто. Педофилия – это «само по себе» плохо.

– После того как дети…

– Здесь нет детей, Кларк! – повысил голос Хуан Диего. – Мы одни на балконе! – воскликнул он.

– Ну… – осторожно произнес Кларк Френч, оглядываясь по сторонам; где-то слышались детские голоса, но детей (даже подростков или взрослых) не было видно.

– Иерархи Католической церкви считают, что поцелуи ведут к греху, – перешел на шепот Хуан Диего. – Ваша Церковь против контроля над рождаемостью, против абортов, против однополых браков – ваша Церковь против поцелуев, Кларк!

Вдруг на балконе мимо них, хлопая шлепанцами, пробежала стайка ребятишек; их мокрые волосы блестели.

– После того как малыши лягут спать… – снова начал Кларк Френч.

Разговор был для него соревнованием, сродни виду боевых искусств. Из Кларка вышел бы неутомимый миссионер. У Кларка была иезуитская манера изображать из себя «всезнайку» – вечный акцент на поучение и проповедь Евангелия. Должно быть, Кларка вдохновляла сама мысль о собственной мученической смерти. Он бы с радостью страдал, просто чтобы доказать нечто невозможное; оскорбляйте его – он будет улыбаться и цвести маковым цветом.

– С вами все в порядке? – спросил Кларк Хуана Диего.

– Просто я немного запыхался – не привык хромать так быстро, – сказал Хуан Диего. – Или оттого, что одновременно хромал и разговаривал.

Они замедлили шаг, спускаясь по лестнице и направляясь к главному помещению «Энкантадора», где находился обеденный зал ресторана. Обеденный зал был под навесной крышей, и еще имелся сворачивающийся занавес из бамбука – его можно было опустить, чтобы защититься от дождя и ветра. Благодаря открытому виду на пальмы и море, обеденный зал походил на просторную веранду. На всех столах лежали бумажные праздничные шляпы.

В какую большую семью попал Кларк Френч, когда женился! – подумал Хуан Диего. У доктора Хосефы Кинтана было тридцать или сорок родственников, и более половины из них – дети или молодые люди.

– Никто не ждет, что вы запомните имена всех, – прошептал Кларк Хуану Диего.

– Насчет таинственной гостьи, – внезапно сказал Хуан Диего. – Она должна сесть рядом со мной.

– Рядом с вами? – спросил его Кларк.

– Конечно. Вы все ее ненавидите. А я, по крайней мере, нейтрален, – сказал Хуан Диего.

– Я не ненавижу ее – никто ее не знает! Она влезла в семью…

– Знаю, Кларк, знаю, – сказал Хуан Диего. – Она должна сесть рядом со мной. Мы оба незнакомцы. А вы все знакомы друг с другом.

– Я думал посадить ее за один из детских столов, – произнес Кларк. – Может быть, за столом с самыми буйными детьми.

– Вот видишь? Ты действительно ненавидишь ее, – бросил ему Хуан Диего.

– Я пошутил. Может быть, за стол с подростками – самыми угрюмыми, – продолжил Кларк.