Дорога цариц

— У братика жена из худородных. Совсем худородных. Но едва Малюта выбился в бояре, как всех своих дочек за князей повыдавал, а Мария, дабы за Борю выйти, чуть ли не в монастырь постричься поклялась.

— Но она все же вышла за него, а не за князя! И я тоже добьюсь своего! — Федор поцеловал девушку и поднялся. — Давай одеваться!

— Ты можешь не спешить, мой царевич, — разрешила девушка. — Я же знаю, что твой батюшка отъехал в Муром. Суетись, не суетись, но до зимы он все равно не вернется.

25 января 1574 года

Великий Новгород, Никитский двор

Государь вернулся в царский дворец аккурат после Крещения, встретив торжества в Сергиевом Посаде и только потом доехав до любимой столицы. Вернулся он без особой пышности, ибо ожидаемая война с черемисами так и не случилась. Бунтовщики сами явились в Муром, покаявшись за напавшее на них безумие, поклялись впредь служить русскому царю верой и правдой, подписали на то шерстные грамоты, были милостиво прощены и отпущены восвояси — на чем ратный поход, не успев начаться, благополучно завершился.

Первые дни Иван Васильевич, конечно, отдыхал: парился, писал новые стихиры, играл в шахматы, посещал службы. Затем решал накопившиеся дела, подписывал грамоты, принимал просителей. И только после этого жизнь повелителя всея Руси вернулась в обыденное, привычное русло.

Царевич выбрал для разговора вечер постной среды, после бани. Распарившегося государя обычно отпускали боли, на которые Иван Васильевич начал жаловаться последние месяцы, и потому настроение его всегда улучшалось. Царь садился в подушки широкого дивана в одной из своих горниц, пил репной квас, закусывая его копченой белорыбицей, и играл в шахматы с кем-то из ближних бояр: с Богданом Бельским али Петром Морозовым, если желал легко выиграть, или с князем Мстиславским, коли хотел за игру поволноваться.

Именно в такой благостный час Федор Иванович и вошел в отцовские покои — жарко натопленные, пахнущие дымком, и хмелем, и мокрой шерстью. Вестимо, от персидских ковров на полу или ногайских на стенах. На шахматной доске, за которой возлежал князь Мстиславский в крытом атласом татарском халате и войлочной тафье, фигур почти не осталось. Судя по задумчивому виду, ход был за Иваном Васильевичем, тоже облаченным в халат поверх сорочки и в красную тафью с вышивкой обычным катурлином.

— Прости за беспокойство, Иван Федорович, — кивнул князю юный потомок правителя всея Руси, — дозволь мне с батюшкой наедине переговорить.

— Твоя воля, царевич! — с неожиданной торопливостью поднялся новгородский наместник, поклонился царю, его сыну и поспешил из горницы.

Похоже, князь решительно выигрывал и воспользовался возможностью не огорчать своего повелителя.

— Жаль, жаль, — посетовал Иван Васильевич. — Игра вышла забавной.

Царь смахнул фигуры с доски, пригладил свою небольшую бородку. Откинулся на подушки дивана:

— Рад видеть тебя в добром здравии, сынок! Смотрю, ты крепнешь с каждым годом.

— Да, батюшка, — кивнул Федор Иванович, — я взрослею. У меня появляются взрослые желания.

— Да-да, интересно, — приободрил его государь. — Сказывай.

— Я хочу жениться, отец!

— Это воистину мужское желание, сынок! — повеселел Иван Васильевич. — Тебе уже семнадцать, самое время. Глядишь, и внуки скоро бегать начнут. Что же, быть по сему! Завтра же отдам повеление составить грамоты о смотре невест!

— Не нужно, батюшка, — покачал головой царевич. — У меня уже есть избранница.

— Вот как? — удивился государь. — Ну, смотр все едино устроить надобно, ибо таков обычай, по старине. Но выбрать ты сможешь, конечно же, свою… Коли другая вдруг в душу не западет! — Царь засмеялся. — Однако же сказывай, кто сия счастливица?

— Ирина Годунова, сестра стольника Бориса Годунова из Постельного приказа.

— Это та самая девка шалая, с каковой ты по деревьям лазил да с горок катался? — враз нахмурился царь. — Да ты, верно, обезумел, сынок!

— Она же тебе всегда нравилась, отец! — не понял столь резкого ответа Федор Иванович.

— Она мне нравилась, пока развлекала тебя в детстве! — повысил голос Иван Васильевич. — Пока скучать тебе, малому, не давала! Тебе же надобно было с кем-то играть? Опять же, любопытством своим она тебя к учебе привлекала. Но одно дело — подружка для развлечений, и совсем другое — супруга сына царского, продолжательница рода Рюриковичей!

— Я люблю ее, отец!

— Пустая блажь, Федор! Ты просто привык видеть ее рядом. Она всегда развлекала тебя, помогала, тешила. Но ведь нельзя же жениться на старательной служанке!

— Она мне не служанка! Я ее люблю!

— Обычная худородная прислуга! — пристукнул кулаком по шахматной доске Иван Васильевич. — Ее к тебе не для того приставили, чтобы она в род наш, как змеюка, затесалась!

— Кто приставил? — напрягся Федор Иванович.

Тут государь замялся, шумно втянул носом воздух и сказал:

— Я попустил, когда увидел, как тебе с ней весело. Потому и шалости многие прощал, и непочтительность к роду нашему, и дерзость изрядную. Но это просто худородная прислуга!