Дорога цариц

— Ты как в покои царицы входишь, несчастный?! — внезапно послышался грозный вопрос. А еще через миг Ирина, в одной только шелковой исподней рубахе, подбежала, схватила за руки, засмеялась, закружила.

— Любимая моя… — Федор Иванович прижал ее к себе, поцеловал, после чего расстегнул ферязь, кинул на лавку, прошел в опочивальню и с размаху упал в перину: — Великие боги, как же мне все это надоело!

— Что, так тяжко? — прошла следом жена. — Кто тебя, любый мой, умучил?

— Рука болит, спина болит, зубы тоже почему-то болят. Спасибо, хоть пить и кушать время от времени давали.

— Да чем же это тебя, Феденька? — Супруга села рядом, сняла с мужа шапку, пригладила волосы.

— Присягу принимал… — Правитель всея Руси приподнял правую руку, сжал и разжал кулак. — Странно, что она не отвалилась.

— Это же токмо раз сделать надобно!

— Как бы не так! Завтра придут послы с поздравлениями, а потом посланцы от черного и белого люда, от ремесленников, от татар, от… — Федор Иванович опустил веки. — Насколько я понял, сей ужас будет длиться почти неделю. Дней пять, а то и все шесть. И все это время надобно встречать, принимать, обещать, отвечать… Иришка, я хочу в монастырь!

— Ты уверен? — Ирина наклонилась вперед и поцеловала мужа в губы.

— Ладно, я передумал, — тут же сдался государь.

— Это же, наверное, очень приятно? — шепнула в самые глаза мужа Ирина. — Ты сидишь на троне, весь в самоцветах и во злате, а тебе все кланяются, восхваляют, клянутся. Ручки целуют. Стараются понравиться.

— Хочешь, поменяемся?

— Хочу!

Федор Иванович чуть помолчал, потом покачал головой:

— Нет, на мой трон тебя посадить не получится. Все же люд православный мне присягает, а не тебе. Я велю поставить твой трон рядом с моим.

Ирина еще раз поцеловала мужа. Улыбнулась:

— Я полагала твое возвращение совсем не таким… Мой возлюбленный супруг…

Она подумала, сдвинулась ниже, стянула с царя один сапог, второй, затем распутала завязку штанов.

— Зачем ты сама, Иришка? — приподнялся Федор Иванович. — Позови слуг!

— Я раздеваю любимого, мне не в тягость, — стянула с мужа бархатные штаны царица.

— Вот уж не думал я, когда венчаться уходил, что после великого торжества еле двигаться смогу, — покачал головой царь всея Руси.

— Это что… — разоблачив супруга, вытянулась рядом с ним Ирина и заглянула в глаза Федора. — Когда я убегала в ночь со своим любимым, меньше всего ждала, что он уводит меня к царскому трону.

— Весь мир к твоим ногам, моя ненаглядная. — Молодой мужчина перекатился и оказался сверху. И стал целовать Ирины глаза, брови, носик, губы…

Похоже, боли в руках и теле его уже больше не тревожили.

19 января 1588 года

Москва, Кремль, Грановитая палата

По всей столице с самого рассвета звенели на всех храмах колокола, шли торжественные службы, а въехавшую через Смоленские ворота красную карету люди встретили радостными криками и лентами, которыми на ходу украшали сбрую лошадей и выступающие детали самого возка. Разумеется, едущий через город пассажир не мог не обратить внимания на столь восторженный прием — укутанный в меха старец отодвинул занавеску и осенял из окна собравшуюся толпу крестным знамением.

Медленно миновав улицы Китай-города, карета въехала в Никольские ворота, прогрохотала колесами по деревянной мостовой и остановилась возле Грановитой палаты. Соскочили с запяток слуги, откинули от дверей складную лесенку. По ней спустились два монаха, в накинутых поверх ряс тулупах, встали по сторонам и подали руки старцу в рысьей шубе и горностаевой шапке, крытой сукном с вышитыми ликами святых. Сошедший на ступени старик имел морщинистое, сухонькое и узкое лицо, но вместе с тем обширную, широкую и окладистую, до самого пояса бороду, белую, как московский снег.

Поддерживаемый слугами и монахами, старец поднялся по длинным пролетам, вошел в распахнутые двери, миновал сени и оказался в огромном жарком зале, сложенном, казалось, из чистого золота и освещенном таким количеством свечей, что в нем было светло, как на улице. Здесь находилось множество священников, облаченных в парчовые и бархатные ризы, с посохами, увенчанными крестами. И все при появлении гостя склонились в почтительном поклоне.

Старик повел плечами — монахи отпустили его и сняли шубу, оставив в красной бархатной мантии. После чего гость уже сам одолел оставшиеся до трона шаги. Остановился перед молодой женщиной, одетой в усыпанное бесчисленными самоцветами платье, сотканное из червонного золота, и в золотой же накидке. Немного помолчал. Наконец склонил голову и на хорошем арабском языке произнес:

— Приветствую тебя, благоверная и любезная в царицах Ирина, украшение востока и запада, и всея Руси, северных стран и утверждение веры православной!

— Рада видеть тебя во владениях наших, святитель Иеремия! — тоже по-арабски отозвалась женщина и поднялась с трона, спустилась навстречу патриарху: — Легка ли была дорога твоя? Не случилось ли тревог? Не притомился ли?