Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна

Бедный старик Свенцянер, конечно, страшно пугается, но я говорю ему совершенно спокойно: «Господин часовщик, вы уже починили мои часики?» Вот какая я толковая: я не называю его по фамилии, я как будто и не знаю, что его зовут «господин Свенцянер». Просто я отдала в починку мои часики первому попавшемуся часовщику, а теперь пришла за ними… Вот какая я сообразительная! А сама смотрю на Свенцянера пронзительно-выразительно, словно хочу сказать ему: «Поймите! Поймите! Я как будто бы отдала вам в починку часики!» И Свенцянер – чудный старик! – он сразу все понимает. Он не говорит: «Ах, мадмазель Яновская, как вы поживаете? Как папа? Как мама?», или «Какие часики вы мне давали? В первый раз слышу!» Нет, Свенцянер смотрит на меня равнодушно-вежливо, словно он видит меня в первый раз в жизни. Он отвечает совершенно холодно, как незнакомой заказчице: «Приходите завтра, часики будут готовы…»

А сам глазами показывает мне на дверь в глубине. Она ведет в чуланчик за магазином, где Свенцянер живет со своей семьей.

В мгновение ока я бросаюсь туда, вижу там дверку, ведущую прямо во двор, и ускользаю через эту дверку. Позади себя я слышу крик Свенцянера: «Помогите! Она толкнула меня и убежала!..» Ну не чудесный ли старик?

Или еще так: я – Таня, и мой любимый, Андрей Кожухов, прощается со мной – он уходит на подвиг, на смерть… «Андрей, – говорю я, – я буду любить тебя до самой смерти!»

Меня и Бориса вводят на помост. Сейчас нас повесят. «Прощай, Борис! – говорю я. – Мы счастливые: мы умрем вместе за революцию!..»

В общем, все очень похоже на те мечты, которые волновали меня в детстве. Тогда я мечтала, что я укротительница тигров и львов мисс Ирма или рыцарь Роланд, погибающий в Ронсевальском ущелье. Это было очень интересно для меня, но совершенно недостижимо: в клетку с хищниками я так же не могла попасть, как и в Ронсевальское ущелье. Мужая, человек начинает мечтать о вещах достижимых. И вот о революции можно мечтать: это вполне осуществимо!

Но довольно витать в облаках мечты – надо отправляться в институт.

…Выхожу на улицу. Часовщик Свенцянер – не воображаемый, а живой – стоит на пороге своего магазинчика и равнодушно-вежливо раскланивается со мной. «Чудный старик! – думаю я, окончательно смешав мечты и действительность. – Как он хорошо играет свою роль!» И, поравнявшись со Свенцянером, я смотрю на него пронзительно-выразительно. «Спасибо вам, – думаю, – чудный Свенцянер! Вы помогли мне убежать от жандармов!..» Свенцянер, конечно, смотрит на меня как на сумасшедшую.

Придя в институт, я увожу Маню для секретного разговора в «Пингвин».

– Маня, ты читала такую книгу: «Андрей Кожухов»?

Маня отвечает не сразу. Она смотрит мне в глаза, словно раздумывает: можно отвечать откровенно или нельзя? Ну конечно, можно: я своя, я друг.

– Читала, – отвечает Маня. – И ты?

– Да… Маня, какие люди! Ох, какие люди!

– Кто дал тебе книжку?

– Из «летучей библиотеки»… А тебе?

– Мне Матвей давал, мой брат. Он тоже из «летучей библиотеки» брал.

– А есть там еще и другие книжки? Ты читала их, Маня?

Маня снова отвечает не сразу.

– …Только знаешь, Шура, о таких вещах…

– Знаю, знаю! – отмахиваюсь я. – Слава богу, не маленькая, где не надо, там не сболтну!.. Маня, я бы хотела перечитать все, какие только есть! Знаешь, я прочитала «Кожухова» ночью и стала сама не своя!

В коридоре, перед концом большой перемены, ко мне неожиданно подходит Зоя Ганнибал. Она из последнего класса, выпускница… Что ей может быть нужно от меня, пятиклассницы?

Зоя Ганнибал у нас самая красивая ученица. Глаза, ротик, носик – все как у красавиц, нарисованных на обертках березового крема «Энглунд» для белизны кожи. Впрочем, носиком своим Зоя Ганнибал не совсем довольна – какоето, считает она, есть в нем еле заметное утолщение. Для того чтобы исправить этот недостаток, Зоя на ночь надевает на носик шпильку – так и спит с зажатым носиком! Кто-то, вероятно в шутку, предложил Зое вместо шпильки надевать на носик деревянный зажим, каким укрепляют на веревке белье, развешанное для просушки. Зое очень понравилась эта мысль, и она умоляет всех приходящих учениц принести ей такой деревянный зажим, чтобы надевать его на носик… Может быть, она и меня хочет попросить об этом?

Зоя Ганнибал уводит меня в «Пингвин» и там, глядя мне в самую печенку своими глубокими глазами, спрашивает:

– Вы Шура? Да, да, я знаю! Вы Шура!

Отвечать на это мне нечего – я ведь и в самом деле Шура. Но что ей от меня нужно? И какое имеет значение, Шура я или Мура?

– Шура! – продолжает Зоя. – Вы прэлэстная, да?

Еще того не легче!

– Не знаю… – отвечаю я с самым глупым видом. И правда, откуда я знаю, «прэлэстная» я или нет?

– Нет, нет! Вы прэлэстная, прэлэстная! – капризно настаивает Зоя и даже топает ножкой. – Вы прэлэстная, и вы исполните мою просьбу. Да?

Она протягивает мне письмо в розовом конверте. От письма пахнет духами. На конверте написано:

Местное

Его Высокоблагородию

Леониду Ивановичу

Корнееву

Георгиевский пр., дом Монтвилл