Дорога в бесконечность

И всё же, как-то по осени, слышит — кусты трещат. Идёт кто-то. По звуку определила — человек идёт, не медведь. И до того Макаровна обрадовал душу живую увидеть, что бросила своё занятие — бочку, которую только-только собралась запаривать под разносолы разные. Схватила метлу и в дом — чистоту перед гостем навести. Надела свой совсем ещё новый дореволюционный платочек и к двери — гостя встречать.

А гость тот тут как тут. Лохматый пёс, отвыкший от чужаков, прямо ошалел на цепи. И не поймёшь то-ли тоже от радости, то ли по своей собачьей злости: ходят тут всякие!

А гость совсем молоденький. Ни дать, ни взять, как Иван, с фронта не вернувшийся. Голубоглазый, светловолосый — как из сказки…

— Здравствуй, бабушка! — сказал гость.

— Здравствуй, мил человек, заходи в избу — гостем будешь…

И только он зашёл в избу, а Макаровна уже и печь свою столетнюю растопила, чтобы гостя попотчевать. А сама давай его выспрашивать.

— А как звать тебя, голубок?

— Иваном.

— По делу ли или без бродишь по местам глухим, безлюдным? Или нужда какая привела?

Парень немного помялся.

— Нужда, бабка.

Старуха тем временем, не отрываясь от беседы, не по годам ловко запустила в печь огромный ухват и проворно выдернула из неё не менее вместительный котёл…

— Да ты говори, милок, что за нужда такая…

— С другом мы. Он там на поляне. Охотились. Промокли. Продрогли — начал гость, видимо, не решаясь на самое главное. Потом, тяжело вздохнув, выпалил как на духу. — А самогона у тебя, бабка, не водится? Заплачу!

— Да к чему мне деньги твои — сказала Макаровна — стены ими что-ли оклеивать? А настоечку я тебе дам — целебную, на потаённых травах выдержанную. Ты погоди только, я во двор выйду — ступу с метлой в дом занесу, а то отсыреет и опять летать не будет…

Пока старухи не было, Иван огляделся по сторонам. Изба выглядела как-то подозрительно мрачно. Грязно-серая печь дышала своим огромным горящим зевом. На стене, где в избах обычно висели Образа, зачем-то красовались огромные кованные цепи. Вдруг что-то мягкое коснулось его руки. Парень вздрогнул и оглянулся. На него с каким-то странным отблеском от печи в зелёных глазах смотрел огромный чёрный кот. Но тут появилась Макаровна, таща огромный бутыль какой-то подозрительно коричневатой жидкости…

— Попробуй, гость дорогой, сама готовила. — И плеснула из бутыля в чашку нечто сразу же наполнившее избу непередаваемым словами запахом. — Да закуси как следует. Крепкая получилась!

Иван, пока не испив старухиного зелья, вспомнил про цепи.

— А что это у тебя на стене, бабуся?

Старуха только рукой махнула. Но потом, не не отрываясь от печи, как бы между прочим сказала:

— Это всё, что от моего братца Кощея осталось. Говорила ему, не лезь не в своё дело, а он видишь ли, жениться надумал на Василисе. Но та быстро его отвадила. Загрустил братец совсем, а с тоски вечной спился весь, одни цепи и остались…

— Шутишь, старая? — с тревожными нотками в голосе спросил гость желанный. — Да сказки всё это!

— Может и сказки, — ответила старуха, — но нам с младшим братцем от этого не легче…

— А кто он? — тревога в голосе парня сменилась любопытством.

— Да как тебе сказать…

Теперь уже настала очередь Макаровны немножко пошутить над своим явно непутёвым гостем. Пока суть да дело, разглядела бабка со своей житейской мудростью, что парню не впервой уже приходилось самогонкой баловаться.

— Смотри сам — и отдёрнула занавеску, где Манька не спеша дожёвывала очередной пучок сена. — Рога вроде как у чёрта, а сам, чёрт его знает, кто. Надерётся с утра вот этого зелья и не просыхает аж до ночи. А потом с пьяных глаз давай по лесу куролесить..

Не поверил Иван, но страшно стало.

— Так ты значит…

— Та самая Яга! — закончила его фразу Макаровна. — Да ты пей, пей голубчик, ты ведь не алкоголик какой-то, здоровью твоему не повредит.

И только хотел он пригубить полную чашу, как снова услышал голос Яги.

— Вот только сказать забыла, что пить за раз надо ровно тридцать три капли. И ни одной ни больше, ни меньше. А то… И тут Макаровна так глубокомысленно вздохнула, что Ивану пить расхотелось вовсе. А бабка всё продолжала.

— Был тут у меня недавно один молоденький, вроде тебя. Выпил, а я ему сказать не успела. Теперь псом лохматым сидит на цепи на улице. А вот как обратно его воротить в человека не обучена. А что и знала — напрочь забыла. Возраст! Да ты бери бутыль весь, не стесняйся, а то вдруг вам с другом мало будет. А если что — кричи. Прилечу, помогу, чем смогу…

Бросил Иван чашу с зельем, на его погибель готовленным, и в двери. Только его и видели…

— Ну, Манька, — сказала Макаровна, — пора ужинать — дело к вечеру…

На этом сказка вроде бы и кончилась. Да больно уж присказка в ней интересная…

Прибежал Иван к костру, где друга оставил, как безумный. А бутыль с зельем крепко в руках держит. Рассказал ему всё как было. А тот, конечно, посмеялся, но за бутыль похвалил.

— Пей! — сказал он, налив Ивану.

— Не буду. Пей первым — уступаю по-дружбе!

Друг, как человек бывалый и практичный, возражать не стал, но только хотел выпить, как Иван тут же дёрнул его за рукав.

— Слышишь?

— Что? — не понял друг.