Дорога в два конца

«Полезли, как вши из загашника». Перед глазами Казанцева угольно чернели четко вычерченные тенями у подлеска немецкие офицеры в солдатском.

Лес, куда вывела Казанцева дорога с передовой, был наполнен предвечерним оживлением, дымами солдатских кухонь и запахами разваренной перловки и крутого кипятка.

Очередная ночь укрывала солдатские блиндажи и землянки, бани и сушилки для портянок, отхожие места и места, где можно было покурить и поговорить. Поговорить очень хотелось. Такое напряжение в одиночку не вынести. Говорили о матерях, женах, детях, невестах, немцах…

А газетные сводки сообщали: «На фронте ничего существенного не произошло…»

На рассвете 2 июля позвонили из дивизии: «Противник может перейти в наступление в период 3–6 июля. Выть в полной боевой готовности. Держись, Казанцев!»

Глава 7

4 июля за полдень неожиданно позвонил Карпенко:

— По нас ведут ураганный огонь! Показались танки!.. По контурам есть новые!.. Танки вышли в тыл!

— Идут! — Казанцев облегченно вздохнул и медленно и неуклюже отвел трубку от уха: «Кончилось гадание!» В трубке потрескивало, слышалась сплошная дробь автоматов, пулеметов. Карпенко сопел, ждал ответа. — Сиди! Сиди и бей их! Все будет в порядке! — Наскоро оценив сказанное, ответил на это сопение Казанцев.

— Мы подбили четыре, артиллеристы — семь!.. Еще показались!

На этом связь с Карпенко оборвалась. Над КП проревели два истребителя, потом девятка… Еще, еще. Прошли «Илюшины» и «Петляковы». Казанцев доложил комдиву.

— Разведка боем, — сделал вывод комдив. — Задействуй только полковую артиллерию. На остальное дам сам команду. Авиация уже пошла. Видел?.. Хорошо работают соколы. — Погодя сообщил: — На соседей тоже лезут усиленными батальонами. Донец форсировать хотят. — С добрым смешком, испытывая, должно быть, то же, что и Казанцев, пожелал: — Живи сто лет!

— За меня остаешься, комиссар. К Карпенко иду. — Казанцев снял фуражку, надел каску, взял автомат. Ординарец Плотников уже ждал возле блиндажа. В руках неизменный пулемет. На боку сумка с дисками и фляга.

Над позициями батальона, как при смерче, волнами перекатывалась рыжая пыль. Ее рвали вспышки выстрелов, и пыль желто отсвечивала, и там в ней что-то двигалось, ворочалось.

Встретился раненый солдат. На левом плече гимнастерка разорвана, выпирает белый лубок с глянцевитой круговиной рубиного цвета. Круговина на глазах растет и словно бы тяжелеет.

— Звереет, — ответил раненый на вопросительный взгляд комполка. — Иные прямо-таки голые, без мундиров… А только туго идут. Так думаю, ничего у него не выйдет. — Солдат считал, что опасность для него миновала, и на него напала разговорчивость, хотелось показать, что он не боится и все понимает очень хорошо.

— Иди, иди, браток. Лечись, набирайся сил, — напутствовал Казанцев бойца.

Спустились в овраг, поросший орешником. Пошли по дну, спотыкаясь о камни и в промоинах. Сверху посыпалась глина, желтой бабочкой забился над берегом) огонь, со звоном посыпались немецкие автоматные гильзы. Казанцев и Плотников затаились в лопушнике. С обрыва вперемежку гупнуло два раза, вслед за прыжком и шагами струйками зашуршала глина и мелкие камешки.

— Двое. Сниму я их? — Плотников впился онемевшими пальцами в затвор.

— Не трогай. Обстановка неясная, — остановил Казанцев, вслушиваясь.

Подождали, выбрались из оврага. Справа по косогору горели шесть танков. Так цепочкой и выстроились от шапки до подножия пригорка. В бурьянах в разных позах лежали убитые гитлеровцы. Иные действительно были без мундиров, голые по пояс.

Карпенко, пыльный, растрепанный, но веселый и оживленный, встретил Казанцева радостно.

— Не ищи, — перехватил он взгляд Казанцева на подбитые танки. — Все старые, оказывается, хотя и модернизированные. Сволочи, новые берегут на козлиное заговенье.

— Да, нового зверья действительно не видно. — Казанцев перевел дух, огляделся повнимательнее. — А что у тебя фрицы пешком ходят? Мы с Плотниковым едва не попались.

Карпенко рассказал, что отбить атаки отбили, но несколько автоматчиков все же просочились и бродят.

— Вычесываем потихоньку, как собака блох… Солдаты как?.. А ты знаешь… — Карпенко хохотнул коротко в стиснутые зубы, задевая плечами крутые срезы окопа, придвинулся к Казанцеву: — Обрадовались даже. Они ить тоже стратеги, понимают, что немец проводит разведку боем. Мой ординарец все говорил: «Обрыдло ждать!» Вот и дождались.

Солнце уже дремотно прикрыло разбухшие от пыли веки, как синь воздуха снова разодрали разрывы.

— Пупок, на котором мы сидим, не дает им покоя. — Глаза Карпенко сузились, похолодели. — Уходил бы ты от греха подальше. Управимся…

— Пупок завязывай покрепче, — посоветовал Казанцев.

— Все позавязали, не только пупок. — Карпенко отложил в сторону бинокль, хозяйственным, ищущим взглядом оглядел окопы и пространство перед ними.

Не улеглась пыль после обстрела, налетели «юнкерсы», и снова танки. Танки пустили дымовую завесу, скрылись в лощине.

— Ничего не видно. Дым! — Комбат растерянно стал тереть кулаками глаза.

— Сейчас увидишь! Жди!

Карпенко приказал выдвинуть на кинжальный огонь пулеметы.