Дорога в Гандольфо

Голос на другом конце провода принадлежал человеку, который, по всей видимости, учился некогда английскому по военным фильмам братьев Уорнеров. Каждое произнесенное им слово звучало ужасно.

– Нам не следует говорить с вами по телефону.

– Тогда перейдите на другую сторону улицы и откройте окно, – раздраженно ответил Дивероу. – И мы будем кричать во все горло!

– Для нас главное сейчас – время! Я предлагаю вам спуститься в холл и расположиться в кресле у окна, справа от входа. В руке держите сложенный пополам номер «Шпигеля». Каждые двадцать секунд вы должны закидывать ногу на ногу…

– Сидя в кресле?

– Если вы это будете делать стоя, то сойдете за ненормального.

– А вдруг кресло будет уже занято?

Затяжная пауза выражала одновременно и раздражение, и затруднение. Затем послышался короткий странный звук, вызывающий в воображении ассоциации с визжащим поросенком.

– Вы сгоните этого человека с кресла! – последовал вслед за хрюканьем ответ.

– Но это же глупо!

– Вы сделаете то, что я вам говорю: сейчас не время для дискуссий! Затем к вам подойдут. Через пятнадцать минут.

– Но послушайте! Я только что встал и даже еще не завтракал! Да и побриться мне не мешало бы…

– Я сказал: через пятнадцать минут, майн герр!

– Я же голоден!

В ответ послышалось щелканье, и связь прервалась.

– Черт бы его побрал! – выругался Сэм, поворачиваясь к Лилиан и ожидая, что она скажет. Но той уже не было на кровати. Одетая в его банный халат, она стояла по другую ее сторону.

– Говоря по правде, дорогой, этот звонок помог нам. Тебе пора заняться делами, а мне надо идти на курсы.

– На курсы?

– «Ди ерстклассиге штрудельшюле» – «Высшие курсы кулинарного искусства», – пояснила Лилиан. – Может, они не так много дают, как парижские «Кордон Блю», но зато более увлекательные. Занятия начинаются в полдень. Я буду учиться на Лейпцигштрассе, это за Унтер-ден-Линден. И мне надо спешить.

– А как же мы? Завтрак и… утренний душ?

– Занятия заканчиваются в половине четвертого, – засмеялась тихо Лилиан. Нежно и искренне. – И мы снова здесь встретимся!

– В каком номере ты живешь?

– В пятьсот одиннадцатом…

– А я – в пятьсот девятом!

– Я знаю, – ответила Лилиан. – И это хорошо!

– Еще бы!

В холле отеля произошло непредвиденное. «Кресло у окна» оказалось занято тщательно подстриженным пожилым человеком. Он дремал, упершись в грудь тяжелым, жирным подбородком. На коленях, к его несчастью, лежал сложенный пополам «Шпигель».

Почтенный немец сначала удивился, а потом и разъярился, когда к нему подошли с двух сторон двое мужчин и вполне определенно попросили его следовать за ними. Сэм дважды пытался вмешаться, объясняя, насколько он мог делать это, что у него тоже есть сложенный пополам «Шпигель». Но это ему ничего не дало, поскольку мужчин интересовал только тот, кто по-прежнему сидел в кресле. И Дивероу ничего не оставалось, кроме как, стоя там, где он стоял, начать каждые двадцать секунд скрещивать ноги.

Кончилось это тем, что к нему подошел дежурный капитан и на превосходном английском объяснил, где находится туалет.

Тем временем какая-то рослая женщина, удивительно похожая на Дик Баткус, вступила в схватку с двумя гестаповцами. Причем сражалась она с ними коробкой из-под шляп и огромной кожаной сумкой.

И тогда Сэм принял единственно правильное в создавшейся ситуации решение. Схватив одного из налипших на старика за шею, он оттащил его в сторону.

– Ты сумасшедший сукин сын! Вам нужен я! Ведь вас за мной послал Кёниг, не так ли?

Тридцать секунд спустя Дивероу вывели из отеля «Кемпински» на соседнюю аллею. Немного поодаль, занимая чуть ли не все пространство между домами, стоял огромный открытый грузовик со свисавшим сзади него брезентом. В кузове, от пола до самого верха, громоздились одна на другой сотни клеток, в которых, судя по всему, пищали тысячи цыплят.

По центру грузовика, между клетками, проходил узкий коридор, доходивший до заднего окна кабины. У окна стояли две маленькие табуретки.

– Эй, давай сюда! Это смешно! И, черт побери, против всех санитарных правил!

Сопровождавшие Сэма делали все, как истинные немцы: и кивали головами, и улыбались, и даже подсадили Сэма в грузовик, подтолкнув его затем по восемнадцатидюймовому проходу к табуреткам.

И пока он пробирался вперед, его со всех сторон атаковывали острые клювы птиц. Полуденное солнце было совершенно не видно из-под брезента. Невыносимо пахло куриным пометом.

Они ехали почти час, все более удаляясь от города. Время от времени их останавливали солдаты ГДР и, проверив документы, позволяли им ехать дальше, всякий раз опуская в карман дойчмарки.

Наконец они въехали на территорию большого сельскохозяйственного комплекса. Через небольшое отверстие между клетками и свисавшим сзади брезентом можно было видеть пасшийся на лугу скот, силосные ямы и амбары.