– Едва ли. Я поговорила с каждым наедине и всем трем выплатила пособие в размере двухмесячного жалованья.
– А остальные согласились на наши условия? – Маккензи полез в карман за новой сигарой.
– А их премиальные на что! Как минимум – трехмесячный оклад, – сказала Джинни. – Всем им, включая членов их семей, было разъяснено, что их наняли во Франции на продолжительное время и что они обязаны жить там, где работают. Так что с их стороны – никаких вопросов.
– Обычная практика при работе за рубежом, – констатировал Хаукинз и кивнул головой. – А денежки, черт бы их побрал, им платят куда большие, чем солдатам, участвующим в боевых операциях, и при этом – никакого риска.
– Да, в логике тебе не откажешь, – продолжала Джинни. – Только двое из пяти женаты. Полагаю, не очень счастливо. И это тоже необходимо учесть.
– Женщин мы найдем, – заверил Хаукинз. – Попозже я разведаю местность, понятно, без палаток и пробных занятий. А наш советник отправится тем временем в Цюрих, чтобы уладить кое-какие финансовые дела… Как ты думаешь, Сэм, сколько понадобится тебе на это времени?
Дивероу должен был сделать над собой усилие, чтобы вникнуть в вопрос, столь сильное впечатление произвело на него безусловное влияние, которое оказывал Маккензи на Джинни. Согласно банку данных, она развелась с Маккензи более двадцати лет тому назад, но вела себя с ним, как школьница с любимым учителем.
– Что ты сказал? – Сэм понял вопрос, но нуждался хотя бы в нескольких секундах, чтобы обдумать ответ.
– Как долго пробудешь ты в Цюрихе?
– Один день, от силы – полтора, если не встретится каких-то осложнений. Многое будет зависеть от банка. Думаю, переводы из Женевы оформят шифрограммой, но я могу и ошибаться.
– А нельзя ли предотвратить возможные осложнения горшочком с медом? – поинтересовался Маккензи.
– Попытаться можно. Как говорится, с учетом взаимных интересов. Время не терпит, сумма же немаленькая. Банк-депозитарий не отказался бы от нескольких тысяч долларов, которые мы могли бы провести по документам как поощрительное вознаграждение.
– Черт побери, сынок, да понимаешь ли ты сам, что говоришь? Как здорово все у тебя выходит!
– Это элементарная бухгалтерия. Для адвокатов тяжбы с банками – их хлеб. Они изыскали намного больше способов ловчить к собственной выгоде, как и в интересах других, чем племена, промышлявшие бартерными сделками. Опытный юрист прибегает всякий раз к той уловке, которая в данный момент в наибольшей степени устраивает его.
– Ты слышишь, что он говорит, Джинни? Не правда ли, в этом парне есть кое-что?
– Ты великолепен, Сэм, я признаю это, – сказала она и затем обратилась к Хаукинзу: – Знаешь, Мак, поскольку управляющий замком отлично справляется со своими обязанностями, не съездить ли и мне с Сэмом в Цюрих, чтобы составить ему компанию?
– Блестящая идея! Не знаю, как я сам не додумался до этого.
– Не представляю, чтобы ты упустил вдруг такое, – заметил спокойно Дивероу. – Вы оба так добры ко мне!
Откуда только ни прибывали в Махенфельд отобранные Хаукинзом офицеры. На железнодорожной станции в Церматте их встречал шофер по имени Рудольф – с раскосыми, как у кошки, глазами, золотыми зубами и в черном берете. Он крутился с приезжающими целых два дня.
Первым появился критянин. Он добрался до места без всяких происшествий. А это означало, что ему удалось беспрепятственно пересечь несколько государственных границ под неусыпным оком высококвалифицированных представителей власти и прибыть благополучно с фальшивым паспортом на руках в город Церматт. Но здесь офицера ожидали новые испытания: несмотря на полное соответствие всех условных отличий в одежде полученному Черным Беретом описанию, Рудольф не признал незнакомца и посему категорически отказался посадить его в свое «итальянское такси».
Произошло же это недоразумение из-за того, что в банке данных по Криту, имевшемся в распоряжении службы «Джи-2», не содержалось и намека на то, что отобранный Хаукинзом офицер – чернокожий. «Засветившийся» некогда агент с ученой степенью доктора наук, первоклассный специалист по аэронавигации, долгое время – пока русские хорошо ему платили – симпатизировавший Советам, обладал до удивления черной кожей. Это-то и сбило Рудольфа с толку. И Маккензи пришлось прибегнуть к нескольким весьма энергичным выражениям в телефонном разговоре с Черным Беретом, прежде чем тот посадил наконец «черномазого» на заднее сиденье своего автомобиля.
Следующими прикатили марселец и стокгольмец. Прошедшей ночью они встретились на бульваре Георга Чинкве в Лос-Кальвадосе и, восстановив давнее знакомство, тянувшееся еще с тех дней, когда оба делали деньги и у союзников, и у нацистов, вместе вылетели из Парижа, страшно обрадованные тем обстоятельством, что направлялись в одно место – к некой «желтой горе» в Церматте. У Рудольфа не было неприятных неожиданностей с марсельцем и стокгольмцем в частности и потому, что они «вычислили» его раньше, чем он их, отругав при этом за допущенную им оплошность при опознании.