Дорога в Гандольфо

– Не пудри мне мозги! – возмутился Сэм. – Да понимаешь ли ты, о чем говоришь? Речь идет не о фунте мяса, а о сорока миллионах долларов! Я помечен на всю жизнь! Сведения обо мне поступят в отделения Интерпола и полицейские участки во всех без исключения цивилизованных странах! Ты же не подписал чеки на общую сумму в сорок миллионов долларов и поэтому рассчитываешь вернуться к нормальному, добропорядочному образу жизни. Это очевидно!

– Ты не совсем прав и знаешь об этом: ведь все швейцарские банки соблюдают строжайшую секретность.

Дивероу огляделся вокруг, чтобы убедиться, что их не подслушивают.

– Если даже предположить, что так оно и есть, то все может перемениться… после попытки… похитить некую особу в Риме. А попытка такая непременно будет предпринята. И тогда ты окажешься под колпаком. Каждый твой контакт с момента отлета из Китая рассмотрят самым тщательнейшим образом, как под микроскопом. А ведь рядом с твоим именем фигурирует и мое. Вот и всплывут наверх проклятые сорок миллионов долларов в Цюрихе. Таков уж расклад!

– Ничто нам не грозит, старина! Ты же свою работу закончил. Или закончишь скоро – как только уладишь все дела с деньгами. И к тому, что произойдет потом, ты не будешь иметь никакого отношения. Так что ты чист, дружище! Чист как слеза – на все сто процентов!

– Вовсе нет. – Дивероу сам удивился, что произнес эти слова шепотом. – Я же сказал только что: если ты попадешься, заметут и меня.

– Чего ради? Ведь если даже предположить, что ты прав, – а я придерживаюсь прямо противоположного мнения, – то в чем смогут тебя обвинить? В том, что ты занимался банковскими операциями по просьбе старого солдата, который сказал тебе, что он создает специальный фонд для поддержки организации, занимающейся распространением идей всемирного религиозного братства? И даже если бы тебя заподозрили, кто помешал бы тебе сказать: «Позвольте спросить вас, господин прокурор, смогли бы вы после принесения клятвы уличить меня хоть в чем-то противоправном?»

– Ты безумец! – бросил Сэм и, слегка запинаясь, добавил: – Подумай только, ты же идешь на похищение человека!.. – Он дернулся всем телом.

– Черт возьми, старина, послушай меня. Я – об одном, ты же – о другом. Будь же разумным человеком. Все, что ты говоришь, – пустая болтовня. Она не имеет под собой никаких оснований.

Сэм зажмурил глаза. Он начал сознавать, что за муки выпали на его долю.

– Я вышел из архива с проклятым кейсом, прикованным к моей руке! – произнес Дивероу шепотом твердо, но сдержанно.

– Брось об этом! – ответил Маккензи. – Так или иначе, та документация принадлежала армии, мы же с тобой ей стали не нужны. Есть еще что?

Дивероу подумал: «В общем, история со счастливым концом и никаких прямых свидетельств о заговоре».

– Таково реальное положение вещей, – промолвил Хаукинз и кивнул в подтверждение своей правоты. – Не было ни насилия, ни обмана, ни воровства… ни тайных сделок. Все – на добровольной основе. И если та или иная операция оказывается вдруг не совсем обычной, то тому есть одно объяснение: каждый инвестор может действовать так, как ему заблагорассудится, если только не ущемляет при этом прав остальных. – Мак сделал паузу и взглянул на Сэма. – Есть и еще кое-что. Ты всегда утверждал, что главным в работе адвоката является защита интересов его клиента, а не некая абстрактная моральная идея.

– Я говорил так?

– Да, конечно.

– В этом нет ничего плохого.

– Если не считать того, что все это – лишь краснобайство! Язык у тебя неплохо подвешен, молодой человек.

Сэм уставился на Хаукинза, пытаясь разгадать, что скрывается за его словами. Но за ними ничего не скрывалось: Маккензи говорил то, что думал. Такая откровенность на мгновение тронула Сэма Дивероу и вызвала его на ответную откровенность.

– Послушай, – спокойно произнес он, – предположим, что ты и в самом деле совершишь это безумство, а то, что это безумство, ты и сам прекрасно знаешь. Похитишь папу и скроешься с ним. Даже на несколько дней. Но понимаешь ли ты, чем чревато все это? Что ты можешь нажать на спусковой крючок?

– Я, разумеется, знаю все это. Но четыреста миллионов зелененьких от четырехсот миллионов ловцов макрели стоят того. Впрочем, про ловцов сказано просто так, обижать я никого не думал.

– Ну и сукин же ты сын! Ведь такое происшествие всколыхнет весь мир! Создастся обстановка всеобщей подозрительности и взаимных обвинений! Правительства разных стран станут показывать друг на друга пальцами! Президенты и премьер-министры задействуют голубые и красные, а затем и горячие линии связи. И, прежде чем ты узнаешь об этом, какой-нибудь осел переложит код из маленького черного ящичка в свой кейс, поскольку ему не понравилось то, что сказал другой длинноухий болван. Боже мой, Мак, ты же можешь развязать третью мировую войну!

– Проклятие! Так ты об этом думал все время?

– Напротив, я все время старался не думать об этом.

Хаукинз швырнул измочаленную сигару в зев камина и подбоченился. Огонь в его глазах погас.