— А, впрочем, надбавлю вам за труды! Быстро приехали! — Анри довольно потирал руки. Рот его расцвел довольной ухмылкой. — На десятую часть прибавлю! Вовремя! Очень вовремя приехали!
Олаф расслабленно выдохнул. Все, дело почти сделано. Осталось получить награду — и можно идти на все четыре стороны. После выполнения задания Везучий не любил надолго оставаться рядом с бывшим нанимателем. В окрестных землях говаривали, что это сыграло не последнюю роль в удивительной живучести Олафа. Но сейчас Ричарду требовалось успокоить раны, и уж точно всем без исключения нужен был отдых. Даже Конхобар — и тот уже не казался таким неутомимым.
— Позвольте нам переночевать. Мой помощник Магус ранен, люди устали… Если потребуется, мы заплатим за беспокойство, — Олаф на всякий случай обратил вопрошающий взгляд на Ричарда. Тот одобряюще кивнул. — И уж во всяком случае, мы не доставим хлопот.
— Ха! Заплатите! Но не сегодня! Сегодня вы узнаете о знаменитом радушии де Местров! — радостно хлопнул в ладоши барон.
Из открывшихся ворот показались слуги, занявшиеся повозкой. Одеты они были в рванье: потрепанные тулупы, латанные-перелатанные штаны, стоптанные сапоги, — нищая дворня, не иначе. Их вид оттенял богатую одежду барона. Казалось, Анри даже в поздний час не снимает самого модного камзола. Только…
А как же он успел спуститься? Только если их заметили издали. Причем поняли, что это не простые путники: не каждого захочет впустить господин замка. Значит, ждали именно их. Груз-то, конечно, ждали… Очень ждали — груз. На людей же, его сопровождавших, не обращали никакого внимания. Ричард похолодел. Он почувствовал себя на поле боя, с которого выносят трупов. И одним из таких трупов оказался он: так небрежно подхватили его слуги. Им, верно. Привычнее было обращаться с мешками из-под муки.
Барон не спускал глаз с вожделенного груза. Чувствовалось, какую ценность он ему придает. Ричард даже начал сомневаться, для сына ли он доставлял этот доспех? Ну не может, не может даже самый заботливый отец так обращаться с фамильной реликвией, предназначенной для кого-нибудь другого. Так смотрят только на любимую девушку или давным-давно желаемое сокровище. Хотя, в общем-то, для многих это одно и то же…
Олаф быстро окинул взглядом замковый двор. Почти квадратная площадка, шагов тридцать на сорок. Большому отряду не развернуться, да и незачем. К стенам, замыкавшим площадку, были пристроены разные постройки, в темноте слабо различимые: свет шел только от факелов, которые слуги барона несли в руках. Донжон располагался напротив ворот, однако дверей в него не было видно: они располагались с обратной стороны. Врагу, прорвавшемуся через ворота, пришлось бы тратить время и людей, пытаясь проникнуть внутрь. Узкие окна-бойницы зевали черными ртами: ни единого лучика света не исходило оттуда. Олаф сглотнул от волнения. Отсюда замок казался ему еще более жутким, чем с дороги.
Барон шел, сутулясь, лицо его было направлено на сундук. Казалось, мир для него сузился до пусть большой, но — деревянной коробки. Он совершенно не замечал слуг и Олафа, путавшегося у него под ногами. Ричард не просто стало страшно — страх поселился в его сердце. Что-то нечеловеческое ощущалось в воздухе. Казалось, нечто ужасное рвётся из сундука, и скоро…
Магус потрогал свой бок: он пылал ледяным огнем. Мороз распространялся по всему телу. А еще…
Мировая тьма стучалась в душу. Дикие барабаны войны стучали в висках, не давая покоя. Звон их становился все громче, отчего голову пронзали иглы страдания.
Он уходил.
Ричард сражался изо всех сил, собравшись с мыслями и направив последние остатки жизни внутри себя. Тонкий панцирь, возведенный им вокруг самого сердца, еще держался, держался, — из последних, таких крохотных и жалких сил.
Ричард сжал челюсти до зубовного скрежета. Струек крови, шедших из-под ногтей сжатых в кулак рук, он уже не замечал. Мир уменьшился до размеров маленького такого мальчугана, совсем ребенка. Робкий и слабый, он шел в потемках в поисках своих родителей. Они звали, кричали ему… И ему становилось больно, очень больно…