Люди собираются на улице, становятся в круг. Вперед выходит группа танцоров. Музыканты ударяют в барабаны и цимбалы, певцы запевают, а танцоры языком жестов рассказывают, о чем поется в песне. Это по сути маленькие представления со своим либретто, приуроченные ко времени года.
Вот
Другой древний музыкальный рассказ —
В самом начале весеннего праздника гурунги воздают молитву своим обожествляемым музыкальным инструментам, а потом торжественно… выбрасывают их в реку — источник жизни. Реки — божественные колыбели, олицетворение некоторых богинь. Покровительница искусств богиня Сарасвати тоже отождествляется с рекой. Может быть, бросая в воду музыкальные инструменты, гурунги совершают жертвоприношение богине?
Танцы гурунгов имеют свой неповторимый рисунок. Местные жители утверждают, что, когда танцующие мерно движутся длинной цепочкой, ритмично сгибаясь и распрямляясь, они в танце как бы повторяют рисунок бесконечных извилистых цепей Аннапурны и Дхаулагири.
Гурунги, особенно молодежь, любят собираться в
А наутро их снова ждет нелегкая работа…
У гурунгов много свадебных песен и танцев. Как и всюду в Непале, о предстоящем бракосочетании сначала договариваются родители. Детей обручают еще в раннем возрасте и женят, когда они вырастают. По случаю бракосочетания устраиваются большие торжества. И как бы ни была бедна семья невесты, она готова выложить все и дойти до разорения, лишь бы не ударить лицом в грязь.
В отличие от высоких каст — брахманов и чхетри — гурунги не считают развод ни позорным, ни невозможным событием. Если супруги хотят расстаться, они делают это без долгих препирательств. В виде компенсации лицо, требующее развода, выплачивает «потерпевшему» небольшую сумму денег в размере от сорока до восьмидесяти рупий. Эта плата не идет ни в какое сравнение с деньгами, потраченными на свадьбу.
После развода бывшие муж и жена опять считаются холостяком и девицей и могут вновь устраивать свою судьбу и искать счастья у нового семейного очага.
Когда мы покидали Нау-Данру, навстречу нам двигалась свадебная процессия. Довольно большая группа мужчин несла на шестах корзину. В ней под большим зонтом восседал молодой человек в очках. На нем был даура-суруваль, поверх которого надет черный пиджак, на голове непали топи. На шее юноши висела длинная, до самого живота, гирлянда из желтых и красных цветов. Это был жених. Он направлялся к дому невесты.
Мы посторонились, пропустили свадебную процессию и пошли дальше. Шагали по узким тропам, продирались сквозь колючие заросли гималайской ежевики, останавливались у текущих в скалах родничков, чтобы освежить- ся, скидывали свои рюкзаки у редких чаутара и то спускались, то поднимались по крутым склонам.
Так продолжалось много часов, и казалось, так будет еще очень-очень долго…
От Нау-Данры до Татопани
Гроза надвигалась с бешеной скоростью. Вот уже туча повисла у нас над головами, и тут же закапали первые крупные капли дождя. Затем начался ливень. Рюкзаки на спинах намокли, стали невыносимо тяжелыми. Теперь мы мечтали только о том, чтобы где-нибудь укрыться.
Где-то на высоте около двух тысяч метров виднелась крупная экспериментальная ферма «Илам багича» («Иламский сад»), чудесный уголок в суровых Гималаях. Такое название дал англичанин, который основал ее несколько лет назад.
Однако до фермы еще предстояло дойти. Хотя надо было подниматься в гору, мы старались двигаться как можно быстрее. В невысоком заборе, которым огорожена ферма, обнаружили нечто вроде входа — тайный лаз. Через него мы и вошли на территорию «Иламского сада».
То, что мы увидели здесь, поразило нас. Кругом тщательно возделанные плантации: длинные гряды овощей, ягодные теплицы и пышный фруктовый сад.
Служащие фермы приняли нас радушно. Как выяснилось, они уже не раз давали приют путешественникам. Нам быстро приготовили яичницу, чай, а затем проводили в одну из двух или трех классных комнат небольшой школы для детей служащих. Дождь стучал по крыше.