Дорога в Мустанг. Из Непальских тетрадей

По непальскому календарю май — начало лета. Здесь, в горах, климат меняется с высотой. На уровне от 900 до 2400 метров летом льют проливные дожди. Зимы бывают холодные, иногда с заморозками. Летом, когда нет дождя, на солнце жарко. Чем выше, тем короче лето и длиннее зима.

Уставшие, промокшие, сидели мы в тесной, забитой матрацами комнате. Дождь лил как из ведра. Устроившись на матрацах, мы зажгли свечу и стали вспоминать недавние встречи, последние события. В тот день видели садху. Кроме набедренной повязки, на нем ничего не было. Крепкое загорелое тело. Мускулистые босые ноги. В руках палка с привязанной тряпкой, а в ней — несколько лепешек и тяжелый латунный кувшинчик для воды. Садху — брахман из индийского штата Мадхья-Прадеш. Он уже совершил великое паломничество в Муктинатх и теперь с сознанием исполненного долга и ощущением того, что одна из главных целей жизни достигнута, возвращался в свою обитель. Садху был разговорчив и общителен. Я спросила о его возрасте. Точной даты своего рождения он не знал.

— Лет сорок — сорок четыре, — был ответ. Видимо, этот вопрос не занимал его.

Дэниэл припомнил забавный случай. Однажды он беседовал с высокопоставленным индийским чиновником. Говорили на урду (Дэниэл прекрасно владел этим языком). Беседа длилась минут тридцать. Чиновник спросил Дэниэла, где тот работает и чем занимается. Дэниэл ответил, что он — лингвист и преподает урду.

— Вы, оказывается, знаете урду! — удивленно воскликнул индиец, даже не заметив, что разговор все время шел именно на этом языке.

Усталость скоро дала себя знать, и мы уснули крепким сном…

Когда проснулись, было свежее, прозрачное утро.

На ферме нас ждал сюрприз. На общей кухне, где мы питались, нам предложили отведать бхуин-айселу — «земляную ягоду».

— Сколько стоит? — спросили мы. — Пять сука[20],— был ответ.

Мы выложили рупию и двадцать пять пайс, и нам принесли две тарелки «земляных ягод». Мы обомлели: это была спелая, сочная, крупная клубника. Последний раз Умакант ел ее в Киеве, Дэниэл в Лондоне, а я в Москве. В Катманду мы клубники не видели. И вдруг в Западном Непале, в сердце Гималаев — отборная клубника. Велики были наше удивление и радость.

Полной грудью вдыхали мы запах свежей земли, аромат фруктовых садов, идя по улицам поселка. Видели прекрасно оборудованную спортплощадку, почти готовое здание клуба, добротные каменные дома с отдельными квартирами для рабочих. Заметив нас из окна, хозяин одной из них пригласил зайти в гости. Мы с удовольствием воспользовались приглашением. Уж очень хотелось увидеть здесь, в глуши Гималайских гор, то, чего не встретишь даже в столице: многоквартирный жилой дом европейского образца.

Таких жилых домов, рассчитанных на людей среднего достатка, нет и в других городах Непала. Дом — собственность хозяина. Пусть он плох, пусть проваливается крыша, нет воды и дымохода, как, например, у гурунгов. Зато — это свой дом, полученный в наследство от деда, прадеда или построенный на свои собственные сбережения.

Вот почему мы с таким интересом пошли в гости к хозяину квартиры, который рассказал нам, что родом он из Бирганджа, по специальности техник. В тот день он отдыхал. Жена с сыном уехали погостить к родителям. Хозяин провел нас в трехкомнатную квартиру. Она была обставлена хорошей мебелью. На кухне — газовая плита (газ привозят сюда в баллонах.) Есть и водопровод с фильтрованной водой.

Рам Прасад Кафле, хозяин квартиры, познакомившись с нами поближе, сказал, что его двоюродный брат учится в Москве в медицинском институте.

Вскоре мы распрощались с ним. Недалеко от его дома возводили новые здания, и мы направились туда.

Окончательно проникнутые симпатией к экспериментальной ферме «Илам багича», прощаемся с ней и снова пускаемся в путь.

Мы миновали деревню Лумле, лежащую чуть ниже «Иламского сада». Прошли мимо домов. Возле каждого как символическая ограда — кусок каменной стены крупной кладки. Стены эти увенчаны цветущими кактусами и увиты настурциями. Здесь нет пышной «принцессы ночи», но зато скромных желтых, белых и розовых цветков кактусов, мелких и изящных, предостаточно.

Почти все жители в поле. Лишь изредка мелькнет чумазое личико малыша, играющего у дороги, да сверкнет озорными, веселыми глазами молоденькая девушка, хлопочущая по хозяйству.

Но вот деревня кончилась. Деревенская улица постепенно переходит в узкую, извилистую тропу. Спускаемся гуськом — впереди Дэниэл, за ним Умакант, потом я. Спуск — не подъем. Но постоянно согнутые и пружинящие, как у горнолыжника, колени устают от напряжения и начинают предательски дрожать. Стоит чуть прибавить скорость, и ты побежишь все быстрее и быстрее, уже не в силах остановиться до самого конца крутого спуска. Когда же кончится этот проклятый спуск?!

— Наверное, так выглядит дорога в преисподнюю, — ворчала я.

Дэниэл улыбался. Умакант немного отстал; он собирал ягоды с колючих кустов, сплошь покрывавших склон. Если будешь лететь вниз, за такой куст не ухватишься.