Дорога в небо

— Выбирая Богов, народ выбирает судьбу. И пускай этого выбрали не здесь, не в Йёлькхоре, а всё-таки люди — это люди, как Сил'ан — это Сил'ан. Этот бог привлекает меня тем среди других, что он сам — как человек, то жестокий, то щедрый, запальчивый, не выносящий одиночества, ещё не взрослый и не мудрый, но уже очень сильный, почти всемогущий. Почти. Он не может понять тех, кого создал, владеть их мыслями, играть ими, словно куклами. Он может карать их, благословлять их, убивать их или миловать. Ему нужна их вера, потому что бог без веры не существует. Он рождён верой, а когда она иссякает — он гибнет. Смертный, как и все боги, этот пытается отвести глаза людей от своей слабости, показать, что не зависит от них. И тогда-то принимается грозить. Вспоминает, спохватывается и тотчас сменяет гнев на милость. Интересно ли ему играть с людьми, или просто неизбежно и оттого страшно? Ведь ему не выиграть. Человек много думает о сиюминутном, но его редко заботит собственная вечность. Ему, конечно, любопытно: что там за горизонтом, как за земным, так и за горизонтом жизни. Но если у него именно сейчас ломит спину от работы или подводит живот от голода, или он млеет от удовольствия, скажем, в наших руках — что ему до вечности и что ему до смерти? Они бы и меня жгли в том дне, пылающем как печь. Мой грех — гордыня, я не чувствую раскаяния. Мне только жаль, что я не мог бы встретиться с этим богом и дать ему совет. Он давно мёртв и ему поклоняются, мёртвому. А мы мёртвых даже не едим.

— Мы чтим предков, — сухо изрёк Вальзаар. — К чему всё это?

— А ты пойми, — глядя ему в глаза, попросил Мэйя. — Пойми, что прежде всего людьми правит страх. Но не тот, что «когда-нибудь придёт день» — это они легко переживут, превратят в басни и страшилки. Ни далёким будущим, ни далёким прошлым их не проймёшь. Только сейчас. Только тем, что случилось с соседом, знакомым или, лучше, всем известным человеком. Ещё лучше — человеком властным, который будто бы саму судьбу держал в руках, — Сэф вздохнул. — Нет, всё равно ты не понимаешь. Ты не понимаешь, что мы позволили им себя придумать, как они придумали своего бога. А всё, что люди творят, люди разрушают. Им нужно нас убить, чтобы поклоняться мёртвым. Живые мы не подходим под тот образ, который они себе вообразили — а мы им позволили; всем казалось, в том нет вреда. Их идеальные Сил'ан — те, которые им нравятся, которыми они согласны восхищаться и которых согласны принять — не вмешиваются в политику, а лишь украшают залу заседаний. Мы, чёрт возьми, виноваты, что до этого дошло! Все слышали то, что было сказано на военном совете, и остались равнодушны, никто не высказался против. И я не смог. Потому что тогда у нас не осталось бы времени подготовиться. Я промолчал. Это ты в состоянии оценить? Когда-то за нами было решающее слово, а теперь если мы подадим голос, то бросим вызов их представлениям о мире. И, в первую очередь, о нас. Люди испугаются. Знаешь, что они сделают потом? Я подскажу: летней они тоже боятся.

Саели собирался ответить, но вдруг резко отвернул голову, нахмурился. Мэйя слышал лучше, он чувствовал направление и бросился на крик, быстрее ветра.

По пути к злополучному перекрёстку Хин заметил немало Сил'ан-садовников. Но никто из них не отозвался, все исчезли. Уходили драгоценные секунды. Одезри не видел боя: лишь мерцающее облако прыгало с травы на дорожку, вырывая с корнем мешавшие кусты. Он даже счёл бы это забавным, если б не слышал страшных звуков и не понимал, что каждой секунды с лихвою хватит на минуту самой яростной человеческой схватки.

Он сжимал кулаки от бессилия, но оставался на месте. Красноречив был вид изломанного тела, лежавшего в трёх шагах и больше похожего на драный мешок с тряпьём. А Келеф его узнал и бросился защищать. Хотя мгновением раньше — Хин ясно почувствовал — Келеф узнал и мучителя: высокого, красивого Сил'ан с безумными глазами — двумя яростными океанами, полными крови. При одном взгляде на него Одезри заполнил чужой страх, перехлёстывавший за ту тёмную грань, где начиналась паника. И всё-таки Келеф совладал с собой, отчётливо зная, что вскоре такой же бесформенной грудой рухнет к ногам победителя. Нэрэи помедлил, но бросился в облако тоже, и тотчас его отшвырнуло. И Хин ещё удивился, увидев, как Сил'ан схватился за левое плечо, и вдруг медленно, неуверенно, оплыл на дорожку, словно свечной воск. Повеяло солью и горечью. Вокруг Нэрэи по яркой мозаике растекалась бесцветная жидкость, слишком тягучая для воды.