Дорога в один конец

Каждое утро больные спускались на первый этаж для принятия лекарств. Вадим надевал на лицо маску «сердечника», но так, чтобы не переборщить. Послушно бросал в рот горсть таблеток и выпивал какие-то капли. Таблетки почти всегда получалось выплюнуть в ладонь или в стакан, запивая. Ничего особенного в самочувствии он не замечал, но врачи, прослушивая его грудную клетку, как-то уверенностью не светились. И Вадим «поднажал». Однажды перед сном пожаловался дежурному фельдшеру на колики в груди. Тот прослушал грудь и спину, смерил давление, и ему тоже что-то не понравилось. «Может, и вправду там что-то серьезное?» – засаднила занозой мысль, и таблетки, что дал фельдшер, уже проглотил Вадим на всякий случай.

Спал плохо. «А вдруг комиссуют вообще?» К такому повороту он был не готов. Не возьмут в армию – позор! Комиссуют – еще больший! Он еще совсем мало прослужил, чтобы вылиняли стереотипы, – этот рядовой Вадим Бут.

Бессонная ночь здоровьица не добавила, и утром врач подозрительно спросил, глядя на землистую физиономию Вадима:

– В глазах часто темнеет, сознание терял?

– Да вот, поднимусь в палату на третий этаж и отдышаться не могу. Как то, вроде, неритмично сердце чувствую. – Оно иногда так и было, тут новоиспеченный «сердечник» не очень изощрялся в выдумках.

– Ну, что ж. Свозим тебя в госпиталь, пусть там посмотрят.

– У меня что-то серьезное? – Вадим уже не знал, радоваться ему такому повороту или начинать бояться.

– Ну, ну, не паникуй. Отдохнешь в госпитале, думаю, все придет в норму. Иди, переодевайся и через часик будь готов.

Госпиталь берлинского гарнизона советских оккупационных войск находился на полпути из района Карлсхорст, что приютил в своем зеленом оазисе 105-й пограничный полк, в район Руммельсбург, где отдельным гарнизоном стояла автотранспортная рота этого полка. Красивое трехэтажное здание старинной постройки находилось в лесопарковой зоне. Через дорогу напротив дислоцировалась 6-я мотострелковая бригада, командир которой являлся начальником гарнизона советских войск в Берлине. В то время слово «оккупационные» употреблять было уже не принято. Русские («советские») и немцы из ГДР были «братья по оружию» в едином «социалистическом лагере».

«Лагерь» этот в Берлине заканчивался, в аккурат, за советским Посольством. Здесь улица Унтер-ден-Линден упиралась в Бранденбургские ворота – знаменитый символ Берлина и всей Германии. Дальше была территория «загнивающего капитализма» – Западный Берлин.

В 1961 году, чтобы восточноберлинские немцы не искушались свободой на соседней улице, по решению верхушки «лагеря» в короткий срок был воздвигнут заслон, протяженностью почти 50 километров по Берлину. Этот «санитарный» кордон отделил колючей проволокой по двухметровой стене капиталистическую заразу от социалистического оазиса.

И вот на 133-й отдельный мотострелковый батальон 6-й бригады и легла задача по охране оказавшегося за колючкой на территории Западного Берлина памятника советским солдатам, что полегли в мясорубке при штурме города. А еще три месяца в году караул 133-го батальона охранял тюрьму Шпандау, где отбывали наказание осужденные в Нюрнберге нацисты. Тюрьма Шпандау с единственным теперь узником Гессом тоже находилась за «стеной».

Было еще выполнение, так называемой, «специальной задачи» – в составе миссий патрулирование Западного Берлина, а он состоял из секторов, контролируемых бывшими союзниками по Второй мировой. Караул из бригады охранял и госпиталь, куда занесла судьба рядового 105-го пограничного полка Вадима Бута.

Палата была большой, коек на десять, и заселена полностью. Вадим, уже в больничной пижаме и тапочках, вошел, поздоровался и пробежал взглядом по кроватям, высматривая свободную. На него с интересом смотрели обитатели территории, где Вадиму предстояло найти свое место под солнцем.

– Откуда, боец? – По вальяжному тону чувствовался не рядовой статус отозвавшегося кавказца. – Не отвлекайся, – подстегнул он наголо стриженого парня, что усердно трудился над прыщавой спиной представителя гор, давя густую россыпь гнойников. Стриженный показался Вадиму знакомым.

– Со сто пятого, – ответил Бут даже с какой-то гордостью затаенной, поняв, что госпиталь – это уже интернациональная территория, где «своих» нет или совсем мало, а доминируют «бригадовские».

– Сколько прослужил? – сквозь зубы просипел смуглый. Стриженный, казалось, со злорадством давил большущий фурункул на лопатке. – Хватит, твою мать! – выругался кавказец, сел на койке и уставился черными глазами на Вадима.

«Определяет мой статус, – подумал Вадим. – Струхнуть никак нельзя». Он уже знал понаслышке о «дедовских» правилах в бригаде, о сложной, по сравнению со 105-м полком, системе иерархии, о национальном «дедовстве», которого не было в «украиномовном» 105-м. В этой системе Вадиму, прослужившему едва полгода, рассчитывать на, так сказать, преференции не приходилось.

– У нас только майский призыв, – ответил ровно и направился к единственной заправленной койке. – Свободна?