Дорога в Омаху

– Боготворение, вождь Повелитель Грома, не входит в перечень вопросов, рассматриваемых нашим судом, – хмуро заметил крупный чернокожий судья. – Вы можете сколько угодно боготворить своих богов, быка, икону или самого что ни на есть нового гуру, но для судопроизводства это не имеет никакого значения, да и не должно иметь. Для нас предметом поклонения является только Закон. Мы вносим решение, опираясь на проверенные факты, а не на умственные спекуляции, пусть и кажущиеся весьма убедительными, но базирующиеся исключительно на ничем не подтвержденных сведениях, содержащихся в письменных текстах столетней давности.

– Подождите минутку! – крикнул Сэм. – Я читал исковое заявление…

– Мы полагали, господин адвокат, что это вы составили его, – перебила его леди. – Выходит, мы заблуждались?

– Да… То есть это другая история… Но позвольте мне сообщить вам кое-что. Я, черт возьми, юрист и как таковой тщательнейшим образом изучил это дело. Так вот, сведения, приводимые в исторических документах, использованных при составлении искового заявления, неопровержимы! И если суд из практических соображений предпочтет проигнорировать данное обстоятельство, то, значит, вы кучка…

– Чего, адвокат? – спросил сидевший слева судья.

– Ну что ж, я скажу: кучка трусов!

– Я люблю тебя, Сэм! – прошептала Дженнифер.

Членов Верховного суда столь потрясло это заявление юного поверенного, что они заговорили вдруг все разом, пока раскатистый голос вождя Повелителя Грома – он же Маккензи Лохинвар Хаукинз – не заставил их умолкнуть:

– Может, вы позволите и мне вымолвить слово, столпы правосудия на этих похищенных у нас землях?

– О чем это вы, оперенный термит? – промолвил верховный судья Рибок.

– Вы только что выслушали гневную речь честного человека, выдающегося юриста, изъявившего готовность отказаться от блестящей карьеры во имя правды, сокрытой в письменных материалах, которые никогда не должны были увидеть света дня. Именно таким, как он, бескомпромиссным личностям обязана наша страна своим величием, поскольку они не отворачиваются от правды, осознавая ее значимость. Правда, нравится она нам или нет, должна приниматься нами как нечто данное, и, каких бы жертв ни требовала она от нас, нам следует относиться к ней, как к яркой звезде, указующей нашей молодой еще нации путь к славе. Все, чего он хочет, – это то, чего хотим и все мы, – не быть чужими в этой великой стране, которую мы когда-то называли своей. Неужто вам так трудно это понять?

– Ваш иск затрагивает глубокие национальные интересы, сэр, – произнес чернокожий судья, чье мрачное настроение несколько рассеялось. – Ведь удовлетворение его потребует гигантских расходов и приведет к непомерно высокому росту налогов. Как уже неоднократно говорилось до нас, этот мир далеко не из лучших.

– И все же не отказывайте нам в рассмотрении нашего дела, сэр! – вскричал Повелитель Грома. – Орел не добивает замеченного им случайно раненого воробья. Вместо того чтобы спикировать на него вниз, могучая птица, как выразился однажды наш юный адвокат, взмывает в поднебесную высь, и чудо ее полета затмевает собой все остальное, поскольку символизирует непреходящее стремление к свободе…

– Я уже сказал, что…

– Заткнитесь!.. Так не лишайте же, господа судьи, раненого воробья надежды обрести спасение под крылом великого орла! Не прогоняйте нас снова, ибо нам некуда больше идти! Отнеситесь к нам с уважением, хотя бы и с запоздалым! Без вашей моральной поддержки нам просто не выжить! Без нее мы погибнем, исчезнем с лица земли! Неужели захотите вы взять на душу свою такой грех, тем более что руки ваши и так по локоть в крови?

Судьи словно в рот воды набрали.

– Неплохо, Мак, – прошептал Сэм левой стороной рта.

– Великолепно! – вторила ему Дженнифер сзади.

– Подождите, маленькая леди, – ответил Хаук чуть слышно, повернувшись к ней. – Сейчас поднимется такой шум, как во время битвы в Арденнах, когда мой приятель генерал Мак Олиф назвал кислокапустников психами.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Арон Пинкус.

– Послушайте, – зашептал Сайрус, – я знаю, что хочет сказать генерал. Сейчас он укусит их, да так, что они подскочат!

– Зачем нам это? – произнесла Редуинг. – Мы должны убедить их в своей правоте!

– Они сейчас оказались между Сциллой и Харибдой, а посему, Дженни, им наплевать на то, кто там прав или неправ.

Микрофоны снова были отключены на время совещания судей.

По истечении некоторого времени изнуренного вида судья из Новой Англии заговорил спокойным, размеренным тоном: