Дорога в снегопад

Кира была так обескуражена словами и намерениями Алексея, что даже и не знала, радоваться ли ей столь неожиданной встрече с его друзьями или досадовать на их неуместное появление. Бродили они минут пять. В какой-то момент они с Алексеем удалились и от Антона, и от Насти и оказались в нескольких шагах друг от друга. Кира остановилась и молча смотрела на подходившего к ней Алексея. Толстый, как ствол, ломоть заходящего солнца осветил ее лицо и часть груди манящим золотистым светом. Невольно сощурившиеся ее глаза как бы говорили: «Ну же, давай!» Он приблизился вплотную, положил ей руки на плечи и дотронулся своими губами до ее губ. Такая благодарность, такая мука зажглась в ее вызолоченных глазах, что у него перехватило дыхание.

– А ну-ка, – сказал он и нажал вызов Настиного телефона. Через секунду из-под желто-зеленого кленового листа раздались едва слышные звуки популярной песни Вики Дайнеки «Девочка, которая хотела счастья».

– Ура! Ура! – восклицала Настя и беспрестанно подпрыгивала, подбрасывая в ладонях розовый овально-девчачий аппарат. На радостях пошли к метро и там в торговом центре зашли в «Шоколадницу». Настя не выпускала свое гламурненькое обретение из рук и пестовала его, как младенца.

– Я все теряю, – сообщила она Алексею и Кире измазанными шоколадом губами с неким даже вызовом, а Антон подтвердил это вздохом деланой горечи. Его напускная суровость давно миновала, и он осторожно любезничал с Кирой.

Если другие родители гордятся своими детьми за их необыкновенные таланты в искусствах или их спортивными достижениями, то Антон, похоже, был доволен и тем, что у него такая рассеянная дочка. Ее бесконечные потери оба они воспринимали как признак яркой семейной индивидуальности, хотя сам Антон ничего никогда не терял, а, напротив, обладал каким-то сверхъестественным даром находить любую пропажу.

* * *

Специализированная «биологическая» школа за № 57, куда Алексей перевелся после восьмого класса, находилась на Волхонке, и ради удобства всю неделю он оставался ночевать у бабушки на Остоженке, а дома проводил только выходные. На Остоженке бабушка имела комнату в коммунальной квартире, которую получила после возвращения из эвакуации в 46-м году. Дом, где поселилась бабушка, был знаменит тем, что до Октябрьской революции в нем располагался популярный трактир «Голубятня», а в самом ее начале прямо перед ним во время ноябрьских боев с юнкерами был убит командир рабочих отрядов Замоскворечья Петр Добрынин.

В комнате у бабушки была прописана родная тетка Алексея, и когда некая девелоперская компания добилась в Москомимуществе решения о признании дома аварийным, то новая квартира в Южном Бутове досталась именно ей, хотя в подобной подачке от города она совсем не нуждалась, потому что уже с 1996 года жила припеваючи в соседнем переулке.

Тетка Алексея, Наталья Владимировна, младшая сестра Татьяны Владимировны, рано вышла замуж, и очень удачно. Супруг ее происходил из того же самого авиационного института, который и она закончила когда-то неизвестно зачем, с началом эры свободного предпринимательства принял участие в печально известном движении центров научно-технического творчества молодежи и рано прилепился к группе компаний «Менатеп», где сделал кое-какую карьеру.

Сестры не то чтобы не любили друг друга, а просто являли собой два решительно расходящихся типа жизни, причем расхождение это обозначилось еще в советское время. Разница в возрасте между ними составляла десять лет, но отнюдь не она отвечала здесь за распределение мировоззренческой светотени. Наталья считала свою старшую сестру простоватой неудачницей, мужа ее – отца Алексея – простофилей, и, в общем, с той точки, с которой обозревала жизнь, была в чем-то и права. Рано овдовевшая, Татьяна Владимировна в какой-то момент своей жизни безропотно, смиренно, как и было ей предначертано внутренним ее складом, исподволь пошла «в народ», другими словами, решилась прожить остаток жизни так, как если бы страна все еще пребывала в сонной эпохе Леонида Ильича. И когда Евдокия Ивановна, Алексеева остоженская бабушка, захворала, не Наталья Владимировна, а именно мать Алексея взяла ее к себе, в их совсем небольшую двухкомнатную квартиру, и это произошло столь естественно, что даже не обсуждалось.

Хоть как-то примиряло младшую сестру со старшей наличие у последней Алексея, и, видимо, Наталья искренне не могла взять в толк, как у такой непрактичной, несовременной матери вдруг оказался сын ученый, да еще настолько дельный и способный, что получил приглашение работать в европейском университете.

Если Татьяна Владимировна обладала спокойной, весьма приятной, но совершенно невызывающей внешностью, то младшая сестра до сих пор была привлекательна какой-то нечистой, развратной красотой; в то же время, следуя стремительно набиравшему силу поветрию, стала ханжески набожной, и Алексей недоумевал, как все это в ней уживалось.