Дорога в снегопад

«Если человеку случилось пережить или наблюдать что-то важное, он должен это записать на будущее или рассказать другим, чтобы это осталось в назидание потомкам. Человек же, испытавший потрясающие события и умолчавший о них, подобен скупому, который, завернув в плащ свои драгоценности, зарывает их в пустыне, когда холодная рука смерти уже касается его головы».

Эта древневосточная мудрость была предпослана запискам в качестве эпиграфа, а сами они начинались такими словами:

22 июня 1941

«Как только Молотов окончил свою речь, капитан теплохода объявил: “Граждане пассажиры! Ввиду опасности для пароходов со стороны подводных лодок противника корабль «Аджария» в очередной рейс не пойдет. А потому предлагается всем пассажирам немедленно сойти на берег. Военнослужащим просьба пройти в ялтинский военкомат. Помощникам проследить исполнение”.

Мы взяли свои чемоданы и пошли к военкомату. У военкомата стояли уже сотни военных. Неудивительно, весь Крым и Северный Кавказ (все южные курорты страны) были заполнены главным образом командным составом армии. Если до войны нам, военным, отпуска не давали по 2–3 года, то перед войной посылали прямо принудительно…

Вышел работник военкомата. Он приказал всем нам выстроиться в шеренгу по четыре человека. Нам стали менять проездные морские литера на железнодорожные. Уже поздно вечером стали подавать автобусы, чтобы перебросить нас до станции в Симферополь».

Внезапно она оторвалась от текста и сказала:

– Все страшное, трагичное случается всегда неожиданно. – И задумчиво, надолго замолчала, так что Алексей даже придвинулся и провел ладонью по ее волосам.

Они стали читать дальше и с удивлением узнали, что еще в сорок первом году бессарабские помещики спокойно проживали в своих дворянских гнездах. Кира была в отличном, но несколько смешанном расположении духа, она и светилась, и ей хотелось шалить.

– А если мама сейчас сюда приедет? – вдруг со смехом спросила она.

– Пирогов нам напечет, – меланхолично предположил Алексей. – Она же так меня любит…

Но Кира была настолько воодушевлена находкой дневников, что на эту колкость ответила незаинтересованно.

– Ах, Алеша, опять эти счеты! Оставь, пожалуйста.

– А если Митя сюда приедет? – через некоторое время спросила она опять.

– Вот если он сейчас приедет, – спокойно ответил Алексей, – тут-то мы с ним и потолкуем.

Был уже первый час ночи. Огрызок луны шнырял по задворкам неба, путаясь в черных кронах сосен. Условная геометрия таинственного света покрывала стены.

Кира лежала головой на его загнутой сильной руке и ей действительно на какое-то мгновение захотелось, чтобы приехал Митя, чтобы произошло что-нибудь не страшное – вроде драки с Мазуром из тридцать четвертой школы, и вся эта двойственность, угнетавшая ее с появлением Алексея, наконец разрешилась.

– Что собираешься делать? – спросила она, имея в виду планы ближайших дней.

– Да Антоний в монтажную зовет, – сказал Алексей, – а я все никак до него не доеду. Посмотрю хоть, как кино делается.

* * *

Монтажная, где работал Антон, располагалась в старинной, одной из первых в Москве, студии Харитонова на Лесной улице. Снаружи это здание, обнесенное глухой оштукатуренной стеной, напоминало базу снегоуборочной техники, а внутри представляло собой сплетение нечистых лабиринтов. Всякий, попадавший сюда впервые, испытывал чувство отвращения, до такой степени внутренности эти имели отталкивающий, омерзительный вид. Когда-то, а именно в 1916 году, кинопромышленник Дмитрий Харитонов, подпавший под сценическое и житейское обаяние Веры Холодной, специально для этой непревзойденной дивы немого кинематографа построил съемочный павильон, назвав его «Киноателье». После революции, когда кинопромышленник вынужден был перебраться на юг России, здесь последовательно располагались «Совкино», «Центральная студия документальных фильмов», «Центрнаучфильм» и «Фильмэкспорт», а с началом перестройки здание попало на баланс некоему частному предприятию, владельцы которого, не ломая голову, добывали свой хлеб тем, что тупо сдавали убогие каморки всем желающим.