— О, Петерс, я вижу, ты боишься этого решающего шага. Знаешь, в чем твоя проблема? В том, что и принося эти двенадцать жертв, ты боялся. Ты выбирал самые отбросы человеческого общества потому, что это просто, доступно, а главное — безопасно. Ты трус, Петерс, жалкий трус. Владыка только по своему долготерпению принял от тебя эти жертвы.
— А как действует не трус? — спросил колдун, устало потирая переносицу.
— Ты меня спрашиваешь? О, Петерс, ты не перестаешь меня удивлять. Находясь на столь великой ступени посвящения, ты не перестаешь малодушествовать. Это позор, полное позорище для тебя лично. Вспомни нашего верного слугу, который, не имея ничего, выточил меч, нанеся на него имя и число имени верховного. И в самый главный и мерзейший праздник врага, когда его верные слуги думают, что празднуют победу над смертью и адом, нанес сокрушительный удар трем его избранникам, причем таким, которые находятся в высшем воинстве врага. Три монаха были в одночасье принесены в жертву. А ты? Оцени то, что делаешь ты…
— Я готов сделать все, что велит мне владыка, — как можно тверже произнес Петерс. — Тринадцатая жертва — ты сказал, что дашь мне разъяснения по этому поводу. Я жду их. — Колдун уже взял себя в руки и, зная, что Ариман специализируется на унижениях, прежде всего стремился прекратить их.
— О, Петерс, браво! — Ариман захлопал в ладоши. — Со мной, помощником своего владыки, с одним из верховных духов, ты разговариваешь как с мальчишкой? Твое дело — слушать и внимать, внимать и слушать, а не показывать свое скудоумие. Но я не буду больше тратить время впустую…
Глава 27
Жанна ждала звонка в дверь и все же вздрогнула, когда он раздался. Димон появился через полчаса, даже раньше, чем обещал. У девушки забилось сердце, она вспомнила тот момент, когда Димка уходил. Жанна не хотела новых переживаний по этому поводу. Все эти годы она старалась вычеркнуть его из своей жизни и памяти. Ей это почти удалось. И тут его принесла нелегкая… Зачем? Если бы Димон не бросил трубку, она точно сказала бы ему, чтобы не приезжал, чтобы не смел переступать порог ее маленькой крепости, ее раковины, в которой она прятала свою жизнь и которую берегла, как зеницу ока, от жизненных штормов.
Жанна трясущимися руками повернула дверной замок.
— Привет, — как можно суше произнесла она, всем видом демонстрируя безразличие. — Ну, заходи, коль приехал.
— Жануха! — заверещал Димка, пытаясь обнять ее. — Сколько лет, сколько зим! А ты не изменилась — все такая же, как была тогда, в восемнадцать лет.
— Ты тоже не изменился, — уклоняясь от Димкиных объятий, сказала Жанна и поспешно ушла на кухню.
— Что-то ты неприветлива, а я вкусностей притащил два мешка и бухла, — тарахтел Димон, протискиваясь с пакетами по узкому коридору. — Ну прости, незваный гость хуже татарина, но я к тебе с самыми что ни на есть теплыми чувствами. — Давай забудем былое и выпьем за встречу, — говорил Димка, одновременно выкладывая из пакетов нарезки, закуски, ставя на стол бутылки.
Жанна стояла спиной к окну, скрестив на груди руки, и молча наблюдала, как Димон заполняет ее холодильник и раскладывает снедь на столе.
— «Крепыша» взял, «Мартель ХО», ты, наверное, отродясь такого не пила, а это «Асти», полегче, но тоже хорошая вещь. Нарезочка, колбаска копченая, сыр «Дор-блю». Слушай, Жануха, что ты стоишь как вкопанная? Помоги на стол накрыть! Впрочем, не надо, я и так все здесь помню. На кухне, я смотрю, у тебя ничего не изменилось за десять лет, даже посуда та же.
— А меня все устраивает, — наконец прервала молчание Жанна, нервно поведя плечами.
— Да я не в упрек. Садись за стол, все готово. А рюмки у тебя где? Все, нашел. Жанух, садись, наконец. Начинаем с крепенького, потом пойдем на понижение, — тараторил Димон, разливая коньяк по рюмкам.
У Жанны от запахов такой снеди закружилась голова, но она пока не спешила к столу.
«Может, выгнать его? — думала про себя Жанна, глядя на суетящегося Димку. — Чего приехал как снег на голову? Да еще с кучей жратвы… Может, и правда, соскучился?» Недолго поразмышляв, Жанна все же решила уступить своей гордости и посидеть с Димкой. Тем более что такая еда и тем более коньяк для нее действительно были редкостными деликатесами, она и вспомнить не могла, когда ела подобное.
— Ну, за встречу! — произнес Димон и, не дожидаясь ответа Жанны, залпом опрокинул в себя стопку конька. Потом крякнул, пожевал дольку лимона, не преминул сказать избитое: «После первой и второй перерывчик небольшой»…
— Теперь за тебя, Жанух. — Димон так же резко осушил и вторую рюмку. — Чтобы у тебя было все. Ну, давай приступим к трапезе, я голодный как волк.
Жанна выпила рюмку, пожевала кусочек сыра и, глядя на выпивающего и жадно уплетающего еду Димку, подумала: «Блин, и это ничтожество я когда-то любила. Как меняются взгляды со временем…»
Димка за десять лет сильно изменился: постарел, обрюзг, отрастил пивное брюшко. Вид у него был достаточно потасканный. А ведь ему не было еще и тридцати.
«Да, — продолжала думать Жанна, — и об этом убожестве я плакала».