Дорога в страну четырёх рек

С Жанной ему было легко и просто. С ней можно было говорить обо всем, не подбирая слова, не надевая маски и прочую бутафорию, которой запасаются люди, особенно при первом общении. На нее не надо производить впечатление и думать, как ей угодить или развлечь.

— Ты так интересно рассказывала про Венецию, ты там действительно не была?

— Кроме Крыма, я нигде не была. Я просто много читала про Венецию. А в Крым когда-то с неформалами ездила. Кто-то травку курил и просто тусовался, кто-то рисовал. Я тоже траву курила. Но это так, фигня, мне никогда не нравилось, состояние после нее нерабочее, мозги не фурычат. Мы тогда на Демерджи ходили. Весна была, крокусы цвели. Представляешь, такой разноцветный ковер среди скал. У нас денег совсем не было, кончились, и жратвы не было. Были галеты сухие и банка шпрот. Так мы эти шпроты с галетами ели и водой из ручья запивали. Снег таял, ручьи кругом. У меня как раз день рождения был. Я тогда два этюда с крокусами прямо в Алуште продала, есть совсем нечего было. Так мы тогда в пельменную сразу пошли. Наелись до отвала. А картину в Москве коллекционер один купил. Хорошая картина была, солнечная, мне жалко было с ней расставаться. Но увы, жить надо было на что-то. А потом эта шняга началась.

— Какая шняга? — спросил Игнатий, не отрывая глаз от лица Жанны.

— Да вся эта чертовщина-бесовщина. У меня, наверное, крыша поехала.

— Давно?

— Что «давно» — крыша поехала?

— Да не крыша, давно вся эта бесовщина началась?

— Год-полтора, не помню точно. Сны начали сниться. И знаешь, что самое интересное. — Жанна понизила голос и заговорила шепотом. — Самое интересное, что это все правда.

Принесли еду. Жанна набросилась на «Цезаря».

— Ты был прав, это охренительный салат. Ничего подобного никогда не ела.

— Я же говорил, что тебе понравится, — произнес Игнатий, улыбаясь. Он впервые за долгие годы не чувствовал скованности в общении с девушкой. Хотя Жанна больше напоминала не девушку, а угловатого парня-подросжа. Особенно ее прическа — она совершенно не вязалась с представлениями о женственности. Да еще и этот ужасающий тинейджерский сленг…

Игнатий внимательно разглядывал Жанну, пока она уплетала одно блюдо за другим.

У нее была удивительно нежная кожа с молочным оттенком, почти младенческая. Игнатию очень захотелось провести рукой по ее щеке, но позволить себе такую вольность он не мог.

Принесли горячее, и Жанна вновь увлеклась едой.

Глава 45

Петерс сидел в своем кресле. В руке он держал кубок с недопитым вином и не отрывал глаз от огня в камине. Его тяготило присутствие Аримана, он очень хотел, чтобы тот поскорее убрался и оставил его в покое. Но Ариман не торопился этого делать — напротив, ему нравилось мучить и дразнить Петерса.

— Тебя глупая девчонка обвела вокруг пальца, как школяра, — хихикал Ариман.

Петерс не хотел отвечать, но его очень задевали слова этого гадкого духа, вообразившего о себе невесть что. Мелкая сошка, он не удостоен даже княжеского звания, а гонора — как у самого владыки.

— Дело почти сделано, — процедил Петерс сквозь зубы. — Жертва найдена, осталось дело техники. Поймать и отдать ее душу владыке.

Ариман неприятно захохотал.

— Ты глупец, Петерс, я еще раз убеждаюсь, какой ты глупец. Тринадцатая жертва. Я тебе говорил, что мужчина и женщина не должны встретиться, иначе осуществить задуманное будет очень нелегко. Но сегодня они встретились, благодаря твоему разгильдяйству. Если бы ты появился на выставке на полчаса раньше, дело было бы уже сделано. Она была бы в твоих руках, а мужчину я взял бы на себя. Ты выполнил бы договор и получил обещанную власть. А теперь решить эту проблему будет в два раза сложнее. Скоро полнолуние. И твое время будет исчерпано.

— Заткнись! — не выдержал Петерс и запустил кубком в Аримана. Тот ловко увернулся. Кубок со звоном ударился об стену, вино бурым пятном растеклось по дорогим шелковым обоям.

— Это не твое дело, свои проблемы я решаю сам, без твоих подсказок. Советую тебе покинуть помещение и впредь не появляться здесь без приглашения.

Бес только ухмыльнулся.

— С каких это пор ты будешь назначать мне аудиенцию? Я всегда сам решал, когда появляться у тебя, и дальше буду решать это сам. Впрочем, ты сам мне изрядно надоел. — Сказав это, дух тотчас исчез.

Петерс остался один. Он понимал, что действительно упустил жертву. Некто вмешался в события и повернул их против задуманного.

Колдун сидел в темноте, словно изваяние, и думал, как исправить ситуацию.

Наступили сумерки, и Петерса захватили воспоминания.

Петя Иванов всегда был толстым неуклюжим мальчиком, из-за чего стал объектом постоянных насмешек. Его дразнили, придумывая обидные и унизительные клички: Хомяк, Бублик, Жиртрест. Но самым обидным было то, что на уроках физкультуры у него тряслась его полная грудь, от чего жестокие одноклассники прозвали его Петька Сисаков.

Эта кличка осталась с ним до старших классов, даже когда Петя Иванов перестал ходить на уроки физкультуры. Видя, как сын переживает из-за бесконечных унижений, мама Пети выбила ему освобождение от ненавистной для него дисциплины.