Дорога в страну четырёх рек

Вид молодого человека был весьма неприятен, несмотря на то, что одет он был, как сказали бы стилисты, очень брутально. Странное лиловое пончо, каких Андрей не видел даже на самых экстравагантных тусовках, совершенно не гармонировало с его лицом — мертвенно-бледным, как у Мертвеца. Глаза же вообще не выражали ничего, словно их и не было вовсе, а были темные провалы на месте глазниц. Выражение лица, если эту маску можно было назвать лицом, было как у садиста, предвкушающего скорую расправу над жертвой.

Андрей, взглянув на незваного гостя, подумал, что ему пошло бы не лиловое пончо, а форма карательного отряда СС или плащ вампира Дракулы. Он даже хотел сделать ему такое замечание и уже было открыл рот, чтобы произнести эту фразу, как молодой человек первым заговорил с ним.

— Хоть раз в жизни соверши Достойный мужской поступок, — произнес он с металлом в голосе.

— Что?— переспросил Андрей.

— Мужской поступок, достойный оваций. Ты сидишь на подоконнике. Всего одно движение — и ты докажешь всем, а главное — себе самому, что ты не тухлая тряпка, которую забыли у раковины, а настоящий мужчина. И ты способен сам распоряжаться своей жизнью. Тебе всю жизнь внушали, что ты ничтожество, твой папа старался в первую очередь. Ты всегда был размазней. У тебя до сих пор нет ни чего своего, у тебя все от папина. Даже твой глупый пес, его подарок. Что у тебя есть своего, что ты из себя представляешь? Ничего. Пустое место, пустой звук. Даже женщина, которая тебе понравилась, не обратила на тебя внимание. Или обратила — ровно столько, сколько обращают на пустое место.

Андрею стало больно и досадно от этих слов, словно горсти соли насыпали на его раны, раздавили все его самые «любимые» мозоли. Молодой человек попал в самое яблочко, беспощадно бил по самым болевым точкам. После таких слов колебаний — жить или не жить, оставаться или не оставаться в этом мире — у него больше не было.

— Человек — существо свободное, и своей жизнью он имеет право управлять так, как хочет. Только об этом мало кто знает. Одно из всеобщих заблуждений — это то, что человек не может распоряжаться ни чужой, ни своей собственной жизнью. А это не так, — вдруг сменил тему Ариман, решивший от унижений перейти к философствованию.

— Это почему же? — воскликнул Андрей.

— Бог, когда создал вас, людей, солгал, сказав, что вы свободны. Его слуги называют нас лжецами, а нашего владыку — «отцом лжи». Но отец лжи — сам Бог. А мы как раз всегда говорим правду. Первая Его заповедь для людей была запрет. Подумать только, Он говорит, что вы, дескать, свободны. И тут же ограничивает свободу, налагая запрет. То есть получается, что в Его раю не все можно было делать. Где логика? Нет логики. Только Ева, как мудрая и любознательная женщина, переступила через него. Хотя она всего лишь воспользовалась своим правом на свободу, которую ей якобы дал Творец. Но ваш милосердный Бог жестоко наказал и Еву, и ее мужа Адама за то право на свободу, которое Он сам им якобы дал. Значит, Он лжец, а не мы. — И Ариман громко захохотал.

Потом бес смолк, но уже вскоре продолжил свой монолог:

— Бог, который называет Себя милосердным, всю историю человечества карает Свои создания. Заметь, жестоко карает за непослушание Ему. Он жаждет поклонения, Он всегда хотел, чтобы Его творения ползали перед Ним на коленях и жрали прах земли. Вспомнить хотя бы Всемирный потоп. Бедные Его творения — все, кроме одной семьи, — погибли в водах. И только после этого Бог якобы примиряется с ними. Смешно, не правда ли? Утопил в грязи, растоптал, а потом мир? Нет, наш владыка так никогда не поступает.

— Ну, уж прах, по-моему, заповедано жрать вашей братии, а не людям, — резко перебил его Андрей, который уже возмущался столь наглым и бесцеремонным вторжением в его жизнь.

Но Ариман словно не заметил едкого замечания и продолжил: