Дорога в страну четырёх рек

А ведь совсем недавно он думал, что счастье — в материальном благополучии, дорогих автомобилях и апартаментах, путешествиях и гламурном окружении. Для Андрея в деревне жизни не было, там, по его представлениям, жили примитивные существа из прошлого века, отсталые, темные и забитые. Теперь он смотрел на это все совершенно другими глазами. Ему даже захотелось уехать от московской суеты и самому пожить так: топить печь, смотреть по вечерам на огонь костра, приносить в избу дрова и воду, вдыхать ароматы леса и наслаждаться внешней и внутренней тишиной.

Андрей вспомнил, как вместе со всеми удивлялся поступку Степана, когда тот, окончив престижный МАИ, вдруг ушел в семинарию. Вторая волна обсуждения (и осуждения) прокатилась, когда московские знакомые узнали, что Степан стал священником и уехал жить в деревню. Ладно бы остался в столице, в привычной среде обитания, говорили о нем. Но в глушь-то зачем? Он и топора-то никогда в руках не держал. У родителей его дача была в престижном Переделкине. А там — какие топоры и колодцы? В общем, так и порешили: умом человек тронулся.

Теперь Андрей понимал, зачем уехал из мегаполиса Степан. Нет, не ради того, чтобы жить в избе с печью и ситцевыми занавесками. И не за свежим воздухом или романтикой. Степан уехал за тем, что испытал Андрей часом раньше, когда служили Литургию. За небом, за молитвой, за отсутствием суеты, за благодатной тишиной — не физической, а той, которая иногда наступает в нашем сердце. Человеку, не испытавшему сладость общения с Богом, это невозможно понять. И объяснить это невозможно, пока каждый не откроет это для себя сам.

Сейчас Андрей был счастлив, он испытал эту сладость, которую невозможно променять ни на что на свете. Он сидел за столом, который спешила накрыть матушка. От вида закусок Андрею страшно захотелось есть: манили к себе и свежеиспеченные постные пироги, и квашеная капуста, шел пар от только что сваренной картошки с зеленым луком и укропом, и, кажется, просились на вилку соленые грибы. «Такой простой стол, а с какой любовью и теплом приготовлен, — подумалось Андрею. — Никакой ресторан с устрицами и трюфелями не сравнится с деревенской едой».

Отец Стефан заметил, что Андрей голоден, стал поторапливать матушку.

— Надюша, иди к нам скорее. Не убегут твои кастрюли. — Батюшка прочитал молитву, и все уселись за стол.

— Вот моя половинка, Надюша. Что бы я без нее здесь делал? — произнес отец Стефан, обняв матушку за плечи.

Матушка покраснела и опустила глаза.

— Да ладно, и без меня управился бы, — отшутилась она.

— А ты, Андрей, оставайся на пасхальную службу. Потом разговляться будем вместе. Мы рады будем, — продолжил отец Стефан.

— Ну да, до завтра я остаюсь, — согласился Андрей. — А в воскресенье поеду, к Олесе поеду. Надо найти ее, прощения попросить.

— Найдешь, найдешь, все будет хорошо, Сейчас пообедаем, пойдем к нашему трактористу Валерке. Он твою машину вытащит.

— Надюш, неси наш самоварчик, — попросил батюшка жену. — Будем удивлять нашего гостя. Отец Стефан заметно развеселился.

— Да было бы чем удивлять, — произнесла матушка, удаляясь на кухню. Вернулась она с настоящим юсамоваром — он и в самом деле был редкостным. Такие Андрей видел только на выставках.

— Вот, Андрей, наша традиция. Мы когда в этот дом въехали, то на чердаке среди хлама нашли этот самовар. Почистили, отмыли и на полку поставили — для красоты. А потом думаем, что это у нас самовар простаивает, надо его освоить. Освоили, и это чудо, ты попробуй, какой чай. Совсем другой вкус, нежели с плиты. Самовар шишками топится. А чай у нас на травах, лесных, тоже сами собираем. Мы про городские заварки и забыли давно.

Пока священник разливал чай по чашкам, матушка принесла мед и варенье.

— Вот еще моя гордость — собственный мед. Тоже люди добрые посоветовали ульи завести. Попробовали — понравилось, мед теперь свой, — продолжал монолог отец Стефан.

— Да ладно тебе, — остановила его матушка. — Что ты нашего гостя смущаешь? Расхвастался. Это у нас батюшка всем так говорит. И самовар, и мед у него свои. — И матушка прыснула от смеха.

— Уж и похвастаться нельзя, — возразил отец Стефан. — Может, я Андрея к нам в деревню так зазываю? Летом приезжай, пойдем на рыбалку на глухое озеро. Там и банька есть на берегу. Ухи наварим, попаримся, в озеро поныряем. Грибы прособираем. Знаешь, как здорово? У тебя, пожалуй, такого отдыха еще не было. У тебя, Андрюха, все Канары, да Альпы, а вот ушица да банька — это удовольствие уже другого уровня. Приедешь — поймешь.

— Да, точно, баньки на берегу озера не было. Ну, все, ты меня уговорил. Приеду на твою уху, — сказал Андрей, отхлебывая ароматный чай. — Мне уже и уезжать от тебя не хочется.

— А что? Давай насовсем перебирайся к нам. Здесь изба есть пустая, у меня алтарником будешь. А то я один в алтаре, а матушка на клиросе. Прихожан-то у нас раз-два и обчелся. Только из Москвы вот знакомые приезжают, типа тебя. — Священник говорил так, что непонятно было, шутит он или предлагает серьезно. Скорее всего, шутил.