— Волк, заканчивай орать и метаться. Помоги мне девочку на кровать поднять. Она туда не дошла. На полу ребенок спит, а ты тут бесчинствуешь!
Волк сидел рядом с дверью Катерины до вечера. Именно тогда Катя, наконец-то проснулась.
— Никогда больше так не делай. Я того не стою, — начал чрезвычайно мрачный Волк.
— И тебе доброе утро. Или что там у нас уже, добрый вечер? И что ты опять взялся мной командовать как Кот? Этого не делай, того не делай. Имей ввиду, если тебя опять подстрелят, опять пойду, хотя, на пару-тройку раз воды там хватит, наверное. Так что, можешь опять к Кусману слетать, а то вдруг приключений мало. Ты меня понял? — Катерина и сама не знала, откуда у неё взялся такой командный тон, Волк хрюкнул от неожиданности, попытался что-то возразить, и не смог. — Видимо, понял. Уберечь меня от таких походов ты можешь, только если убережешься сам. Коту такое говорить не надо, он-то к себе разумнее относится.
Она слезла с кровати и поняла, что ноги её как-то не очень держат. Села на стул, и тот проскакал мимо ошарашенного Волка в горницу.
— Катюша, на кого ты похожа! Ай, милая, сарафан синий, с жемчугом, лента с жемчужными колтами, башмачки, вышивка серебром, — послышался голос Жаруси.
Катерина с удовольствием поела, доползла до бани, была поймана Жарусей и опять переодета, на сей раз в сиреневый наряд, и наконец, выбравшись из Дуба, присела на корень, галантно изогнувшийся, чтобы ей было удобнее, и обнаружила рядом возникшего из вечернего сумрака Степана.
— Привет! Я почему-то тебя за столом не видела. — Катерина не умела долго сердиться, да и особенно не за что было. Если не понимает тебя человек, что же тут сделаешь?
— Я не хотел есть. Как ты?
— Да вроде ничего себе. Ноги только очень болят. Находилась на полгода вперед.
— Хочешь, я тебе дубовой родниковой воды принесу? Мне после занятий с Волком очень помогает.
— Давай, а то я пока на стуле перемещаюсь, но боюсь, что Кот или Волк скоро догадаются почему.
Степан исчез в Дубе. А Катерина услышала за спиной шорох и испуганно застыла. Видимо, прошлая ночь бесследно не прошла. Она так внушила себе, что оборачиваться нельзя, что буквально заставила себя повернуться и уткнулась носом в бурую шерсть.
— Почему ты не сказала, что ходить больно? — Волк был печален.
— Ты и так переживаешь. Волчок, не надо, пожалуйста. Я бы никогда себе не простила, если бы хоть не попыталась. А потом оказалось, что мне гораздо легче, чем я думала. Во-первых, я могла вернуться к воротам в любой момент, а во-вторых, я вспомнила, как нужно защититься. Так что все было не так уж трудно. Ты же тоже пошел бы…
— Пошел бы, конечно, — вздохнул рядом Волк. — Степан! Ну, выходи уже, сколько можно с чашей стоять. И подслушивать нехорошо.
— Да я того… Я же не специально. Я воду нес, а вы тут.
— Принес? — язвительно уточнил Бурый. — Отдай и иди себе.
Степан потоптался ещё, подождал, пока Катерина допила, забрал чашу и ушел.
— Я тебя не поблагодарил до сих пор. — Волк понурил огромную голову так, что нос почти касался земли. — Спасибо тебе! Ты меня опять спасаешь.
— Ага, давай теперь считать будем. Кто кого спасал и сколько раз, — вздохнула смущенная Катерина.
— Как же ты прошла?
Катерина вдруг поняла, что не то что рассказывать не хочет про вчерашнюю ночь, а даже вспоминать подробности боится.
— Честно? Очень страшно было. Только Кота не ругай. Он предупреждал и отговаривал. И Жаруся тоже, — она поняла, что сейчас заплачет, и преувеличенно бодро попросила. — Волк, можно в Дуб на тебе? Вода замечательная, конечно, но ноги еще болят.
Волк тут же засуетился, Катерина перебралась на широченную бурую спину, и с комфортом въехала в свою светлицу.
Глава 18. Волкова царевна
Пару дней они отдыхали, Кот вместе со Степаном отправился на рыбалку и оба потом дружно жаловались на Гуслика, который спросоня пришлёпав пообщаться, разогнал им всю рыбу. Сивка ускакал кого-то проведать, Волк старался от Катерины далеко не отходить, на всякий случай, а Жаруся беззаботно чистила перья и упражнялась, выдумывая Катерине новые наряды. На третий день, утром за завтраком, в окошко горницы стукнул дубовый сучок. Дубок взял на себя обязанности караульного, и теперь стучал и скреб лапкой по стеклу. Волк скривился, Кот заткнул уши лапами.
— Прекрати, звук просто ушераздирающий! Что там такое?
Дубок не говорил, поэтому, просто написал на стекле лапкой слово «Письмо».
— А, письмо кто-то прислал. Сейчас выйду. — Баюн вышел из дуба, и очень скоро вернулся, с озадаченным выражением на морде. — Это тебе, — он положил письмо перед Волком.
Степан принялся раздумывать, как именно Волк будет лапой письмо открывать, а, может зубами? Тоже неудобно… Но Волк не торопился прикасаться к бумажному сверточку, а сидел, потрясенно на него уставясь. Потом понюхал, и резко подпрыгнув, поднялся с пола уже человеком, взял письмо и ни на кого не смотря, ушел к себе в комнату и закрыл дверь.
— Эээ, а что это было? Или лучше не спрашивать? — тихонько спросила у Жаруси Катерина.