Дорога в…

— Туда надо с утра отправляться. В темноте не дойдем.

Тот переспросил:

— Дойдем?!

Пришлось кивнуть. Он для порядка посмотрел мне ещё в глаза и молчаливо сокрушенно покачал головой.

— Мдаааа… а идти далеко?

Вновь киваю уже с улыбкой, что-то на нас обоих нашло, воздух буквально взорвал наш хохот. Мы смеялись, скидывая напряжение этих дней, громко и долго. Пёс, что лаял на нас, осторожно подсел к нам поближе и вдруг, словно что-то вспомнив, завилял хвостом.

— Ну что, думаешь, мы достигнем цели?

Пожимаю плечами и вытираю слезы смеха, Женя вновь заливается смехом, показывая на собаку, что ластится к моим ногам, и я осторожно глажу её по блестящей шерстке. Пес буквально вжимается в мои ноги и скулит.

— А ты ему понравился, Антон!!! Смотри… от любви до ненависти — один шаг, как бы опять не кинулся на тебя.

Киваю ему.

— Вон там есть, смотри, полуразвалившаяся часть дома, а другая часть, смотри, целая на первый взгляд. А вон ещё. Пойдём, выберем нашу ночевку.

Так и пошли, переговариваясь почему-то тихо между собой. Словно боясь, что мы можем кого-то разбудить. Я рассказывал ему свои воспоминания детства, то показывая на старый колодец, от которого осталась только дыра в земле, засыпанная песком и наросшей землей. А вон там стояла когда-то знатная конюшня. Я боялся лошадей и всегда обходил это место другой дорогой. А вот тут жил председатель. Вроде и не было людей здесь, а передо мной словно вставали знакомые лица. Вот здесь стояла тетя Тоня, она кричала на всю деревню, что моя мать колдунья. Что она у всех уводит мужиков. Но, слава богу, её никто не слушал. Да и мать поводов не давала.

Единственным мужчиной, спокойно шагающим через наш порог, был Славик. Ему моя мать позволяла всё по дому делать. Он частенько и ночевать у нас оставался. Спали мы на чердаке тогда, так как моя комнатка не вмещала крупное тело моего друга. И там как раз было вольготно, и мы могли, вернее нам разрешалось, всю ночь не спать и болтать о чём угодно. А вон единственный магазин был. Мы, постояв на местах моих воспоминаний, пошли обратно в выбранную часть дома, что ещё позволяла нам туда войти. Но всё так опасно поскрипывало, что мы все же решили, что съедем на обочину дороги и поспим вновь в машинах. Привычно развели костерок и, покормив и пса, разошлись по машинам.

— Антох…

Приподнимаю голову с сидения и вижу Женьку, затем смотрю сонно на часы.

— Жень?! Что-то случилось?

Тот кивает и залезает в мою машину.

— Я хочу поговорить, прости. Просто раз случай вышел, а то… — он удобнее устраивается и говорит тихо: — Ты прости, что я так прямо ответил.

Но я перебиваю.

— Какой был вопрос, такой был и ответ. Ты молодец, что сказал.

Он кивнул и, сжав пальцы рук между собой, сказал с нажимом:

— Я до сих люблю тебя и буду ждать, сколько скажешь…

Смотрю на него нерешительно, хочется сказать, что зря он мне об этом говорит, но голос не слушается меня. Женя вдруг осипшим голосом тихо просит:

— Можно я тебе отсосу?

Смотрю на него, медленно краснея, и, дернувшись всем телом, хочу закричать. Женька уже подполз ко мне, стягивает с меня джинсы, утыкаясь мне в пах лицом.

— Я всегда об этом мечтал. Прости… — он припадает к едва оголившемуся члену и буквально всасывает его в себя целиком.

Охаю и стону, раскинув ноги и откинув голову назад. Почему-то не возникает желания сопротивляться ему. Хочется вот так принимать его ласки всю жизнь… вот так, в виде звезды. Он отлепляется от меня, чтобы сказать:

— Вкусный. — и тотчас припадает вновь.

Вижу, как его вторая рука порхает у него в штанах, и я, покраснев вновь, отворачиваюсь. Через минуту забываю об этом, чтобы застонать от наступающего оргазма. Взрываюсь оргазмом, продолжая обладать его ртом. Мои руки обхватили голову Женьки и насаживают её на всю длину моего члена. Он, высосав меня насухо, сам вздрагивает следом и стонет чуть слышно.

— Люблю, спасибо.

Так и замираем в темноте. Он гладит мой живот, член, яички, а я почему-то не убираю его руку.

— А ты был уже с кем-то? — я не вижу его лица в темноте, а хочется, наконец, он отвечает.

— Был один… очень похожий на тебя. Я… его, ну это…

Перебиваю:

— Ну, ты его трахал, я понял. И что? Понравилось?

Тот вновь молчит, и я понимаю, что если он сейчас ответит, то я по любому обижусь. Он, наверное, хочет меня тоже трахнуть. Или изнасиловать.

Глаза слипаются, и я проваливаюсь в сон. Мое тело накрывает голое тело Жени, и я, просто приобняв, его так и засыпаю, почему-то хочется верить ему. Хочется быть уверенным в том, что он меня не тронет, не воспользуется…

Но на утро я ору от боли. В мой зад упрямо упирается его член, и я остервенело пытаюсь вырваться из захвата сонного Женьки. Он охает и пытается выпустить меня, но он уже во мне. Так и замерли.

— Прости, прости, господи, Тох. Я думал, это сон. Думал, что сон продолжается, твою ж мать… Тох, прости. Оооооох… не могу. — он дергается во мне, и я, сжав зубы, закрываю глаза.