Дорога, ведущая вдаль

— Ну да, Нефёдовых, ты ж пока не работала, с её матерью общалась. Вы всё рецептами кулинарными обменивались.

— Бабулечка, так что случилось?

— Василису похитили. Не знаю уж, что там было. Ко мне следователь тоже приходил, спрашивал. А я что? Я разве что видела? Если родная мать не видела, как её ребёнка из песочницы забрали. Наших там уже не было. Я их мыть и спать повела, а Олежка на улице оставался. Он наблюдал, как подошёл мужчина, поговорил с Василисой, фу, чёрт, не выговоришь имечко. И она ему ручку сама протянула. Кто знал, что это похититель. Олеженька его портрет рисовал следователю.

— Похожий? Портрет, похожий на того человека? — спросил Володя, зная Олежкины способности к рисованию.

— Как смог! Надо было ребёнка в художественную школу отдавать. Но там приметы какие-то он правильно нарисовал. Выкуп просили. Не знаю, дали они деньги или не дали. Только девочку им вернули. Кто — тоже не скажу. Может, милиция наша доблестная, хотя в их заслуги мало верится. А может, сами нашли. Но квартиру продали и уехали в неизвестном направлении. Ночью, говорят, вещи грузили. Так что вот, что в мире делается. А по телевизору всё нефть да политика. Тьфу! О людях надо думать, о людях. А то вон, ребёнку три года. Хоть бы не сделали ей ничего. Как рука-то поднялась! Она же крошка.

Оксана побледнела и рванула в детскую.

Там её с Настёной на руках застал Володя перед выходом на работу. Попросил детей без присмотра не оставлять, попрощался с Олежкой и уехал.

***

— Семёныч.

— Доброе утро, Вова.

— Ты девочку Василису смотрел?

— Я. Не тронули ребёнка, только реланиумом накачали. В крови нашли. Ну, и ангина. Они её из-за ангины и вернули, придурки. — Семёныч смачно выругался. — Вова, это соседний с твоим дом, я её ночью смотрел. И в ангине они не виноваты, только в похищении. Дети болеют, бывает.

— А реланиумом зачем накачали, она ведь маленькая?

— Чтобы не узнала, её же дядька родной похитил, ему деньги были нужны. Он проигрался сильно, потом на счётчик его поставили. Вот они с другом и провернули похищение. А пока родители продавали квартиру да занимали деньги, ребёнок заболел. Похитителю стало страшно, вот он решил ребёнка вернуть. Вернул. Они уехали. Как жить, когда все пальцем тыкать будут: «Вот эту Василису похищали». А потом всё сплетнями обрастёт. У кого на что фантазии хватит, тот добавит. А ей расти ещё. Она же кроха, как Настя твоя.

— Знаю, Ксюха с матерью её общалась.

— У Оксаны что? Отчим в бегах?

— В бегах, мы с Танюхой три часа пулю в теле его шофёра искали. Она срикошетила от позвоночника и ушла в неизвестном направлении.

— Нашли?

— А то. Конечно, нашли в сальнике.

— Танюха как?

— Молодец девочка. Из неё толк будет. Правда, подождать нам с тобой придётся, пока выучится, родит, вернётся.

— Мы как раз к пенсии подойдём. Не боись, Вова, достойную смену растим. Зато надёжную. Ты мне про Оксану расскажи. Как она справляется?

— Да как справляется... Её маменька внушила ей комплекс вины, что она обязана матери, и отчиму обязана. Мария Юрьевна злится, а Ксюха переживает. А эта стервь умотала к муженьку, даже не попрощалась с Оксаной. Ты понимаешь, ей всё равно. И что с дочерью будет — всё равно. Вот как так? Я не понимаю. Она же дочь ей. Родная дочь. А ведёт себя, как чужая.

— А она чужая. Она бабулина, не её. Хорошо, что ты ей встретился. Хоть опереться есть на кого. Она хорошая, Оксана твоя. Прямо как моя Верка. Сына тёща твоя любит, небось, и деньги мужнины любит.

— Сына? Не знаю. Не интересовался. Мне, знаешь, соседка с её проблемами ближе, чем тёща — со своими.

Они разговаривали и не заметили, что с ними нет в кабинете Тани.

— Семёныч, а коллега наша где?

— Не знаю, на улице. Курит.

— Беременная?

— Ну да.

Володя встал и пошёл во двор. Там он и нашёл Татьяну.

— Что, гуляешь?

— Да я вышла покурить, а потом услышала, что разговариваете вы с Владимиром Семёновичем и не вошла.

— Зачем ребёнка табаком травишь?

— Да я только тут. Воняет, меня тошнит, а табак снимает тошноту. Дома не курю.

— Нигде нельзя курить. Муж разрешает, что ли?

— Нет у меня мужа. И не смотрите так.

— Как?

— Что нагуляла, типа.

— Да я так и не смотрю.

— Смо́трите, и Владимир Семёнович тоже так же смотреть будет, если... нет — когда узнает. Ну, нагуляла. Ну и что. Не осуждать же меня. Я рожу и выращу, и не брошу, и не убью. Я хорошей матерью буду. Папа говорит, что у вас трое детей.

— Четверо. Старший с матерью в Америке.

— Вот видите.

— Вижу! В кабинет пошли, и курить бросать надо.

Часть 6

 Сегодня Володя опять задержался на работе. Писал статью. Он не рассказывал дома, думал, что ни Оксане, ни тем более Марии Юрьевне это не интересно. Но исследование, начатое много лет назад, ещё на кафедре усовершенствования, он продолжал. Не сильно напрягаясь и никуда не торопясь, он набрал большое количество материала и теперь его систематизировал. Конечно, не в рабочее время, а только после, но маленькими шажками работа шла.

Знал ли Семёныч? Знал, и был только «за».