Дорога Ветров

– Таузер был хорошим человеком, Саймон, – арфист говорил медленно, неохотно. – Нет, это нечестно. Он остается хорошим человеком, я полагаю, но теперь он главным образом стар и глуп, да к тому же пьян, если только ему представится такая возможность. Он не злой, он просто утомительный. Но когда я только начинал работать у принца, Таузер нашел время помочь мне, хотя никто его об этом не просил. Это была только его доброта. Он учил меня песням и мелодиям, которых я не знал, рассказывал, как правильно пользоваться голосом, чтобы он не подвел меня в нужный момент. – Сангфугол пожал плечами: – Как я могу отвернуться от него только потому, что мне надоело с ним возиться?

Поблизости голоса троллей стали громче, но то, что можно было принять за начало спора, оказалось песней, гортанной и отрывистой; более странную мелодию трудно было себе представить, но в ней было столько юмора, что даже ни слова не понимавший Таузер в гуще певцов радостно хихикал и хлопал в ладоши.

– Посмотри на него, – несколько смущенно сказал Сангфугол, – он ничем не отличается от ребенка – и нечто подобное, возможно, ждет всех нас. Ненавидеть его – все равно что ненавидеть ребенка, который не ведает, что творит.

– Но он, похоже, доводит тебя до бешенства!

Арфист фыркнул.

– А разве дети иногда не доводят до бешенства своих родителей? Но однажды родители сами становятся детьми, и тогда они плачут, плюются и обжигаются на кухонной плите, а их выросшие дети должны страдать. – В его смехе не было радости. – Я думал, что навсегда ушел от матери, когда покинул ее в поисках счастья. И вот – смотри, что я получил за то, что не был верен ей. – Он указал на Таузера, который пел вместе с троллями, запрокинув голову и взлаивая без слов и мелодии, словно собака в лунную ночь перед осенним равноденствием.

Улыбка, вызванная этим зрелищем, быстро погасла на лице Саймона. У Сангфугола и прочих по крайней мере был выбор – оставаться с родителями или бежать от них. У сироты выбора быть не могло.

– Есть еще и другая сторона. – Сангфугол повернулся, чтобы посмотреть на Джошуа, все еще поглощенного беседой с Бинабиком. – Есть люди, которые даже после смерти своих родителей не могут освободиться от них. – Взгляд, обращенный к принцу, был полон любви и, как это ни удивительно, ярости. – Иногда кажется, что он пальцем боится пошевельнуть из страха перешагнуть через тень памяти о старом короле Джоне.

Саймон смотрел на длинное худощавое лицо Джошуа.

– Он слишком много тревожится.

– Да, даже когда в этом нет никакого смысла. – При этих словах Сангфугола вернулся невероятно важный Таузер, которого канканг его новых друзей явно поднял на качественно более высокую ступень опьянения.

– Нас вот-вот атакует тысячное войско Фенгбальда, Сангфугол, – рявкнул Саймон. – По этой пустячной причине можно и потревожиться слегка. Иногда, знаешь ли, тревогу называют необходимостью принимать решения.

Арфист, оправдываясь, махнул рукой.

– Я знаю, и я не собираюсь критиковать его талант военачальника. Если кто-нибудь и способен выиграть эту битву, то это наш принц. Но я клянусь тебе, Саймон, иногда мне кажется, что если бы Джошуа посмотрел под ноги и увидел, сколько букашек и козявок он давит при каждом шаге, он навеки перестал бы ходить. Нельзя быть вождем, а тем более королем, если любая рана, нанесенная кому-нибудь.из твоих людей, саднит, как твоя собственная. Джошуа слишком много страдает за других, чтобы когда-нибудь быть счастливым на троне.

Таузер слушал, и глаза его были живыми и внимательными.

– Он сын своего отца, это уж точно.

Сангфугол раздраженно помотал головой.

– Опять ты говоришь ерунду, старина. Престер Джон был его полной противоположностью, как известно – кому как не тебе это знать.

– Ах, – сказал Таузер с неожиданной серьезностью. – Ах. Да. – Он помолчал. Казалось, он хочет сказать что-то еще, но вместо этого старый шут резко повернулся и снова ушел.

Саймон, пожав плечами, немедленно выбросил из головы странное замечание старика.

– Но, Сангфугол, как может добрый король оставаться спокойный и равнодушным, когда народ его страдает? Ты думаешь, он должен забыть об этом?

– Нет! Кровь Эйдона, нет! – иначе он был бы ничуть не лучше своего сумасшедшего брата. Но скажи мне, разве, порезав палец, ты уляжешься в постель и будешь лежать там, пока палец не заживет? Или ты остановишь кровь и продолжишь свое дело?

Саймон обдумал это.

– Ты хочешь сказать, что Джошуа ведет себя вроде того фермера из старой истории – того, который купил на рынке самую толстую, самую жирную свинью, а потом у него не хватило духу заколоть ее, так что семья фермера умерла с голоду, а свинья осталась жива?

Арфист рассмеялся.

– Ну да. Только я не говорю, что Джошуа должен позволить, чтобы его людей закололи, как свиней – просто иногда несчастья случаются независимо от того, как сильно добрый король хочет предотвратить их.