Дорога ветров

Так он поступил и на этот раз. Поболтав коричневой ногой в Стефлоде, невзирая на ледяной холод и ветер, он возвращался в лагерь немного приободренным, когда мимо него метнулась темная фигура. Белые волосы странного существа развевались по ветру, и, кто бы это ни был, он двигался быстро, как стрекоза, намного превосходя в скорости нормального человека. У Тиамака было всего мгновение, чтобы зачарованно посмотреть вслед легкой фигуре, прежде чем новый темный силуэт пронесся следом. Это была сова, очень большая, летевшая низко над землей, словно она охотилась за первым беглецом. Когда обе фигуры скрылись в направлении лагеря принца, Тиамак несколько минут стоял в оглушившем его изумлении. Наконец он осознал, кто была первая фигура.

Женщина-ситхи! — подумал он. Но почему ее преследует коршун или сова?

В этом было мало смысла, но и сама Адиту оставалась для Тиамака существом совершенно загадочным. Она не походила ни на что когда-либо виденное им и, если говорить честно, немного пугала вранна. Но что могло гнаться за ней? Судя по выражению лица, она бежала от чего-то ужасного. Или к чему-то ужасному, понял он и ощутил болезненный спазм в желудке. Она торопилась к лагерю.

Тот, Кто Всегда Ступает По Песку, молился Тиамак на ходу. Защити меня — защити всех нас от зла. Сердце его теперь билось быстро, гораздо быстрее, чем шаги его бегущих ног. Это проклятый год!

Достигнув края палаточного городка, он почувствовал мгновенное облегчение. Было тихо; вдалеке горело несколько костров. Но тишина была слишком полной, решил он секундой позже. Было не так уж рано, но все-таки до полуночи оставалось еще порядочно времени. Что случилось?

Прошло уже четверть часа с тех пор, как он мельком увидал летевшую птицу, — теперь у него не было сомнений, что это была сова, — и он, тяжело дыша, заковылял в том направлении, куда она скрылась: его раненая нога не привыкла к бегу и теперь горела и пульсировала. Вранн старался не обращать на нее внимания.

Тихо, тихо — здесь было тихо, как в стоячем пруду. Палатки казались темными и безжизненными, как камни, которые сухоземцы ставят над могилами своих мертвых.

Но что это? Тиамак снова почувствовал спазм в желудке. Какое-то движение! Одна из палаток неподалеку качнулась, словно от ветра, и источник света внутри нее отбросил на стены странные движущиеся тени.

Увидев это, Тиамак ощутил нечто вроде жжения в носу и почуял странный мускусный запах. Он судорожно чихнул и чуть не упал, но вовремя восстановил равновесие. Вранн заковылял к палатке, пульсировавшей светом и тенью, словно внутри рождалась какая-то чудовищная тварь. Он попытался закричать или как-то поднять тревогу, потому что страх делался все сильнее и сильнее, — но не мог издать ни звука. Даже его болезненно-хриплое дыхание теперь стало слабым и еле слышным. В палатке тоже царила странная тишина. Подавляя страх, он схватился за клапан и отбросил его.

Сперва Тиамак не видел ничего, кроме темных фигур и яркого света, — почти то же самое, что видно было на наружных стенах палатки. Через несколько мгновений картина обрела резкость.

У дальней стены палатки стоял Камарис. Казалось, он был ранен, потому что его щека и волосы были испачканы черным ручейком крови. Он кружился на месте, словно внезапно потерял разум. Но, даже согнувшись и прислонившись к стене, старый рыцарь выглядел рассвирепевшим, как медведь, окруженный стаей гончих. У старика не было меча, но в одной руке он сжимал полено и размахивал им, отбиваясь от одетой в черное фигуры, в чьих белоснежных руках был зажат какой-то блестящий предмет.

У ног Камариса брыкалось еще более непонятное существо, хотя Тиамаку и показалось, что он видит обтянутые черным руки и светлый нимб волос Адиту. Третий нападающий, также одетый в черное, скорчился в углу, защищаясь от трепетавшей, бившейся тени. В ужасе Тиамак снова попытался позвать на помощь, но снова не мог издать ни звука. Действительно, несмотря на смертельную по виду битву, палатка была погружена в абсолютную тишину, если не считать невнятных звуков ударов и возбужденного хлопанья крыльев.

Почему я ничего не слышу? — в отчаянии думал Тиамак. Почему я не могу издать ни звука? — В бешенстве он пытался найти что-нибудь, что могло послужить оружием, проклиная себя за небрежность: его нож остался в палатке, которую он делил со Стренгьярдом. Ни ножа, ни рогатки, ни духовой трубки — ничего! Та, Что Ждет Всеобщего Возвращения, без сомнения, спела сегодня его песню.