Дорога волка

Белый камень в кармане стучал по моему бедру. Уши горели от холода.

Я перешёл канаву и пошёл через лес.

Изморозь таяла. Капала. С плоских крыш некоторых магазинчиков в деревне она поднималась паром. На фоне золотого солнца деревья выглядели оборванными силуэтами. Пустые гнёзда были почерневшими костями. Наконец прибыл недовольно скрипящий автобус. Двери зашипели, и я вошёл.

* * *

Стазаки захватили задний ряд и возвышались на нём как судьи. Я втиснулся на двойное сиденье. Протерев небольшой круг в запотевшем окне, я смотрел, как мимо несётся белый мир.

– Эй.

Появилось озеро. Лёд у берега, чёрная вода. Меня не волновало, упадём мы в него или нет. Если упадём, то умру я, стазаки, и все прочие.

– Эй!

Деревья царапали ветками окна на другой стороне автобуса. Через протёртые окна были видны чёрные голые деревья, мокрые холмы.

Что-то ударило меня по голове. Взрыв мальчишеского смеха. Я не знал, что произошло. Тёплая жидкость стекала под воротник, по спине. Пакетик сока лежал на полу, выплёвывая в проход тёмную жидкость.

– Эй, Смертник.

Я медленно повернулся к ним. Мне пришлось это делать медленно, потому что моему телу было больно двигаться.

– Он двигается как голубой, – крикнул Алекс.

– Ты голубой, Смертник? – крикнул Стив.

Я посмотрел на них, как на сидячие трупы, и улыбнулся, представив их мёртвыми. Они этого не ожидали, это было видно по их лицам. Я отвернулся.

Ещё какое-то время они кричали. О том, как в следующий раз мне сломают ноги. И на мгновение я ощутил что-то странное. Будто я больше не был там. Будто меня вынули из меня. И я больше не ощущал страха. Я огляделся и увидел.

Чёрная тень. Иногда она пряталась за конденсатом, иногда за деревьями, но она бежала. Она не бежала как пёс или конь, она текла как вода. Скорость, вес, объём. Иногда она отставала, но когда автобус замедлялся, карабкаясь на холм, появлялась снова.

Волк может бежать со скоростью сорок миль в час. Легко догоняя автобус.

Холодно, тихо, с задних рядов, над головами пронеслись слова Стива.

– Знаешь, что я думаю? Я думаю, это его вина, что они умерли.

– Ага, я думаю, ты прав, – проныл Алекс. – А как они умерли?

– В автокатастрофе, – громко крикнул Стив.

Они будто были на сцене и обращались к зрителям.

– Из-за него они разбились.

Взрыв смеха сзади.

Я повернулся.

Я не смотрел на Алекса, Зеда или кого-то ещё. Я смотрел на Стива Скотта.

– Он убийца, – сказал Стив, глядя на меня.

Я встал. Я шёл по проходу. Я осознал, что у меня в руке белый камень, и я знал, что с ним делать. Бросить.

Разбилось стекло. Я пробежал по проходу. Стив поднялся, но я ударил его прежде, чем он меня пнул. Плеснула кровь. Я бил и бил, и бил. Раздавались крики. Меня оттащили за одежду, руки, волосы.

Автобус со скрипом остановился. Двигатель заглох. Безумные.

И тогда я точно знал, что делать. Впервые в жизни я знал, что делать.

Я завыл.

Я выл воем боли, крови и смерти.

Часть II

Глава 26. Иэн

Внутри горел яркий электрический свет. Снаружи было темно. Он не задёрнул занавески, поэтому видел небо над Кендалом в оранжевом свете фонарей. Час пик. Машины шуршат по мокрой дороге. Голоса детей. Скоро Рождество, но ничто здесь не говорит об этом. Пустые полки. Ваза с засохшими цветами. Три низких кресла. Между креслами место для наших ног: бабушкины мартинсы, моя школьная обувь и пара новых синих кроссовок с белыми шнурками. Кроссовки принадлежат Иэну. Он так представился, без «мистер», просто Иэн. Ненавижу когда старшие представляются по имени, будто хотят быть друзьями.

– Ты точно не хочешь снять куртку, Лукас?

Я притворился, что не слышал.

Бабушка сняла куртку и повесила на вешалку у двери. Было жарковато, и я уже жалел, что не разделся. Но Иэн предложил это, как только мы вошли, и если бы я снял её теперь, то выглядел бы дураком.

Иэн был одет в джинсы, свитер с V-образным вырезом и яркую клетчатую рубашку. Плюс эти дурацкие кроссовки. У него были седые вьющиеся волосы. Его улыбка была ложью. Как и нарочито тёплый голос – голос лжеца.

Он объяснял, что происходит в этой комнате, как психолог должен мне помочь, но я не слушал. Я думал о маме и папе и о том, что было не важно, что случится со мной, им всё равно хуже, потому что они мертвы.

– Ты понимаешь, что я хочу сказать, Лукас? – спросил Иэн лживо-тёплым голосом.

Радиатор булькнул.

– Лукас? – позвала бабушка с нотками усталости в голосе.

Я кивнул Иэну.

– Итак, Лукас, может быть, расскажешь мне, что привело тебя сюда?

Я бросил взгляд на бабушку.

Она ждала, пока я заговорю.

– Я должен сюда ходить, или мистер Бонд исключит меня и ваши люди упекут меня в детдом.

Машины неслись мимо, в радиаторе капала вода, я начал потеть.

– Лукасу приходится тяжело с тех пор, как…

Тишина длилась вечно.

– С тех пор, как?..

– Его родители умерли.

Он, наверное, уже знал. Просто был лжецом, который притворялся, что не знал.

– Погибла ваша дочь или сын? – спросил Иэн у бабушки, и я хотел попросить его не лезть в чужие дела.

– Моя дочь, – сказала бабушка.

– Они умерли в одно время? – спросил он мягким лживым голосом.

– Да, – ответила бабушка, – несчастный случай на дороге.